Книга Сарматы. Победы наших предков, страница 29. Автор книги Сергей Нуртазин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Сарматы. Победы наших предков»

Cтраница 29

Корабли вошли в акваторию пирейского порта ближе к вечеру, в связи с чем посещение Афин отложили на утро. Умабию пришлось удовольствоваться видом белеющего вдали на возвышенности главного храма Афин — Парфенона и осмотром с корабля Пирея и его окрестностей. Но день клонился к закату, и вскоре очертания строений и берега расплылись, а потом и вовсе скрылись за черной занавесью ночи. Она же, черноокая, раскидала мириады звезд, сверкающих драгоценными камнями, на необъятном небосводе. Звезды таинственно перемигивались между собой. Их отраженья-двойники шевелились на воде, подобные светящимся медузам. Умабий некоторое время любовался этой красотой, затем отправился спать под навес на корме судна.

Среди ночи его разбудил громкий стон и последовавший за ним всплеск воды. Спустя мгновение вся команда корабля была на ногах. Вскоре выяснилась и причина переполоха.

Кауне не спалось. Мысли об Умабии навязчиво лезли в голову девушки. Она пыталась гнать их от себя, но чувство, поселившееся в ее душе, не отпускало. Оно же порождало нечто похожее на ревность, проявившуюся в тот миг, когда она узнала, что Умабий женат на Торике, дочери предводителя верхних аорсов. Некоторую обиду вызывало и его невнимание к ней с той поры, как корабли покинули Танаис. Кауна, желая отвлечься от дум, смущавших ее девичью душу, встала и, осторожно перешагивая через спящих на палубе воинов, подошла к борту. Побыть в одиночестве ей не удалось. Стоящий на страже боспорский воин заметил девушку. Сарматка с каштановыми волосами давно приглянулась ему. В начале пути он не делал попыток завести с ней знакомство, опасался ее соплеменников, среди которых могли оказаться те, кому она небезразлична. Но плавание продолжалось, и не было заметно, чтобы кто-то из аорсов или боспорцев уделяет ей особое внимание. Сама сарматка производила впечатление неприступной, лишь иногда позволяя себе общение с римлянином Квинтом. Но в один из дней ему показалось, что она посмотрела в его сторону с интересом. Он ошибся.

Страж окинул палубу взглядом; все спали. Боспорец прислонил копье к мачте и подошел к девушке:

— Скучаешь, красавица? Не спится?

Кауна ответила молчанием, она даже не повернула голову в его сторону. Это несколько оскорбило и обескуражило его. «Притворяется недотрогой», — подумал боспорец и решил действовать более напористо:

— Я знаю, что тебе надо. Поцелуй телохранителя боспорских царей развлечет любую красавицу. — Рука стражника обняла стан девушки. Кауна резко повернулась к нему лицом, в тот же миг ее колено врезалось в пах боспорца. Стражник согнулся, взвыл от боли. В следующее мгновение ноги стражника оторвались от палубы, и он оказался за бортом.

Моряки и воины со смехом втащили на палубу боспорца, охлаждавшего чрезмерный любовный пыл в соленой воде Эгейского моря. Разбуженный шумом Котис отчитал нерадивого стражника и предупредил всех остальных воздержаться от притязаний на телохранительницу Умабия. Он пообещал, что нарушитель приказа будет иметь дело с ним.

Кауна безучастно стояла в стороне, будто все, что происходило, совершенно ее не касалось. Лицо, освещенное светом факелов, зажженных встревоженными воинами, казалось высеченным из камня. Умабий подошел к девушке. Все время путешествия его непреодолимо тянуло к ней, но он сдерживал себя, считая неудобным общение с личным телохранителем на глазах Котиса и остальных воинов. Но сейчас это было к месту. Взяв Кауну за запястье, он спросил:

— Боспорец обидел тебя?

— Нет. — Кауна вырвалась, пошла на нос корабля. В ее голосе, жесте Умабий почувствовал обиду. Но она не огорчила его, в ней он уловил что-то необъяснимо особенное. Именно теперь он понял, что небезразличен этой гордой и своенравной девушке.

Сзади подошел Котис, тихо изрек:

— Я вижу, табун твоих мыслей стремится к источнику любви, но смотри, чтобы тропа разочарований не привела тебя в долину душевных мук…

* * *

Утро наступившего дня было пасмурным. Принесенные греческим богом Бореем тучи низко стелились над землей, задевая вершины близлежащих гор. Казалось, опустись еще ниже, эти клубящиеся темно-серые гиганты переломают все мачты кораблей, стоящих в водах пирейского порта. Буря стремительно надвигалась. Умабий наблюдал, как рыбацкие суденышки возвращаются с моря и спешат спрятаться от непогоды. Среди них он различил знакомый силуэт. Тот самый корабль, который он видел входящим в бухту Византия. Котис на вопрос о принадлежности судна ответил, что оно принадлежит купцу Фотию, давнему сопернику Ахиллеса Непоседы. Фотий много лет, как и Ахиллес, поставлял ко двору пантикапейских царей иноземные драгоценности, оружие и различные диковины. Котис добавил, что каждый год в это время Фотий отправляется в римский город Бурундзий, где уже много лет с разрешения тамошнего префекта торгует с италийскими купцами. Его удивило, почему проворный в торговых делах купец не присоединился к посольству, плывущему к берегам Италики. Плавание в составе кораблей Котиса было бы для Фотия более безопасным.

Надвигающийся ли шторм загнал в гавань корабль или посещение Афин было задумано купцом, этого ни Котис, ни Умабий не знали. Это знал Харитон, именно по его настойчивой просьбе Фотий привел корабль к Пирею.

Погода портилась, свинцовые тучи разродились проливным дождем. С погодой портилось и настроение Умабия, отчаявшегося попасть в этот день в Афины, но боги сжалились над ним. Ближе к полудню небо посветлело, ветер стих, Котис, Умабий и Горд, охраняемые двумя боспорскими воинами, Кауной, Квинтом и в сопровождении проводника, предоставленного властями города царственной особе, отправились осматривать Афины. Части моряков и воинов позволили сойти на берег.

* * *

Харитон издали, лишь взглядом, проводил Котиса и его друзей. За ними он не последовал, его интересовали те, кто сошел с корабля после них. Ему нужен был свой человек на судне, который мог бы рассказать обо всем, что там происходит. Такой человек нашелся.

Толпа боспорцев оказалась на пристани. Их появление сопровождалось то и дело вспыхивающим хохотом. Причиной смеха оказался один из них. Молодой воин, багровея от стыда и гнева, с трудом сдерживал себя, выслушивая насмешки:

— Бардус, найди себе афинянку, они не такие строптивые!

— Афинянка ему теперь не нужна, Кауна отбила у него охоту к женщинам!

— Поэтому он и нырнул в море, не иначе решил обольстить одну из дочерей старца Нерея! Ха, ха, ха!

Услышав имя Кауны, Харитон насторожился.

Оскорбленный издевательствами Бардус отделился от товарищей, пожелав им лопнуть от смеха. Досадливо отмахнувшись от колкостей, летевших вслед, он в одиночестве побрел по одной из улочек Пирея. Харитон неспешно пошел за ним. Он нуждался в этом боспорце, обиженного человека гораздо легче склонить на свою сторону.

Как оказалось, путь Бардуса лежал к ближайшей таверне. Боспорец спешил утопить обиду в вине. События прошедшей ночи огнем жгли его поруганное самолюбие, и потушить его мог только бог Вакх.

Харитон вошел в питейное заведение. Это была портовая таверна, причем не лучшая в Пирее. Бардус сидел за грубо сколоченным и плохо очищенным столом на четверых посетителей. Он уже успел осушить чашу кипрского вина. Харитон подождал, пока будет выпита вторая, подошел к боспорцу. Хмель растравлял обиду, а значит, играл ему на руку, но третья чаша могла помешать делу. Не спрашивая приглашения, он сел напротив. Бардус угрюмо склонился над пустой чашей. Харитон кашлянул. Боспорец медленно поднял голову и неприязненно посмотрел на обезображенное лицо незнакомца.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация