Эмилий Сардос, среднего роста, в меру упитанный мужчина, в голубой длиннополой тунике и с кипарисовым венком на голове, подошел к вновь прибывшим посетителям, радостно распростер руки.
— Царевич Котис! Неужели это ты? Рад видеть тебя. — Лишенное растительности лицо Эмилия расплылось в улыбке. Умабию оно показалось похожим на маску. Дряблые щеки, восковый цвет кожи, подчерненные углями брови и подкрашенные губы неестественно-алого цвета создавали это впечатление. — Я слышал, что в Рим прибыло посольство из Пантикапея, возглавляемое тобой, но не думал, что ты посетишь меня.
— Решил вспомнить былые годы.
— Да-а, я помню, как юный царевич Котис предавался оргиям в моем заведении со своими друзьями; сыном галльского вождя и молодым патрицием Марцием Бибулом. Вы были большими любителями вина и хорошеньких девушек. — Эмилий окинул взглядом ладную фигуру Котиса, придвинулся к нему и нежно погладил по плечу. — А ты возмужал и стал еще красивее.
Котис с улыбкой убрал с плеча пухлую кисть Сардоса, пальцы которой были унизаны золотыми кольцами.
— Ты прав, с той поры прошло немало времени, но, к твоему сведению, вкусы мои не изменились, я все так же люблю красивых женщин и хорошее вино.
— Как жаль! — жеманно произнес Эмилий. Взгляд, черных, маслянистых глаз хозяина «Дворца развлечений» заинтересованно скользнул по Умабию.
— А что за прекрасный юноша, подобный фигурой Геркулесу, а красотой Аполлону, пришел с тобой? — спросил Эмилий, поправляя длинные завитые волосы каштанового цвета.
— Не юноша, а муж, сын царя сарматского племени аорсов и его посланник к императору. А посему, дорогой Эмилий, тебе лучше вновь обратить внимание на своих питомцев. — Котис кивнул на юношей, сопровождавших Сардоса. — Нам же предоставь уединенное местечко, чтобы мы могли насладиться вкусной едой, вином и красивыми девушками.
— Конечно, мой любезный царевич. Лучшие девушки, не уступающие манерами греческим гетерам, подадут вам самые изысканные вина из моих погребов. Из них, — Эмилий лукаво подмигнул гостям, — я имею в виду девушек, вы выберите себе тех, кто станет вашими рабынями на то время, пока вы в гостях у меня. Они же подадут вам кушанья. Предлагаю попробовать жареных павлинов с острова Самос, журавлей из Греции и, конечно же, изумительных рябчиков, нафаршированных зеленью и фруктами…
Эмилий хотел продолжить список блюд, подаваемых в «Хижине Бахуса», но Котис прервал бурный поток его слов.
— Насчет вина и девушек я согласен, а вот с кушаньями поступим так…
Звуки музыки усилились, заглушив слова Котиса. Он нагнулся к уху Эмилия, сделал заказ. Сардос согласно кивнул и отвел гостей к одной из занавешенных ниш. Место, где Умабий и Котис предполагали провести вечер, а возможно, и всю ночь, представляло собой небольшую комнату с низким потолком. Ее обстановку составляли два ложа и низкий стол. Эмилий ушел, но вскоре занавес откинулся, в комнату одна за другой стали входить полуобнаженные девушки с яствами и вином. Одна привлекла внимание Умабия. Смуглолицая, черноволосая, она чем-то напомнила жену Торику. Торика не была смуглой и черноволосой; неуловимая схожесть проскальзывала в худобе, изящной фигуре, жестах, взгляде и даже в разрезе глаз.
Котис уловил внимательный взгляд, брошенный сарматом на смуглянку. Спустя непродолжительное время на стол были принесены три кувшина с велитернским, синопским и родосским вином, четыре бронзовые чаши для питья, блюда с жареной цесаркой, нашпигованной чесноком и политой апельсиновым соком, мясом молодого барашка, устрицами в кисло-сладком соусе, яйцами куропатки, сыром, оливками, хлебом, засахаренными фруктами, финиками и пирожными. Девушки поставили на стол еду, вино и растворились в полутьме зала. При виде обильных яств Умабий сглотнул слюну. Ни он, ни Котис с утра ничего не ели, а потому, не сговариваясь, принялись поглощать пищу, время от времени воздавая хвалу поварам Сардоса. Сам хозяин не преминул вскоре явиться. Эмилий наклонился к возлежащему на ложе Котису, спросил:
— Кого из девушек выбрали мои достопочтенные гости?
Котис вопросительно посмотрел на Умабия.
— Нет, нет, мне никого не надо, — запротестовал сармат. Котис засмеялся, а затем, обращаясь к Сардосу, произнес:
— Стрела Купидона засела в сердце моего молодого друга. Его мысли тревожит лишь одна девушка, но ее нет среди твоих гетер.
Умабий смущенно покраснел.
— Мои красавицы лечат любые раны. Это настоящие гетеры, а не потрепанные шлюхи из лупанариев. Не успеет в небе взойти луна, как юный Аполлон забудет о своей возлюбленной. Так кого же пригласить лечить ваши сердца?
— Позови беловолосую и смуглую красавицу с браслетом на запястье.
— О-о-о, белокурая Лютгарда из страны гермундуров и Замирра из далекой Месопотамии! Прекрасный выбор, царевич. Девушки обучены манерам и неплохо разговаривают на латыни и греческом языке. Уверен, вы будете довольны. Спешу исполнить ваши пожелания и прислать девушек к вам.
Эмилий засеменил в зал. Вскоре к трапезе Котиса и Умабия присоединились пышногрудая и широкобедрая Лютгарда и худенькая смуглянка Замирра.
Девушки вели себя непринужденно; смеялись, шутили, не забывая при этом время от времени наполнять чаши гостей вином. Умабий же, напротив, чувствовал себя скованно, но вскоре Бахус напустил на него свои чары, в голове сармата приятно зашумело, на лице появилась блаженная улыбка. Котис времени даром не терял. После очередной чаши вина он запустил пальцы левой руки в густые светло-русые волосы Лютгарды, правой обнял ее и страстно впился в губы девушки. Умабий смущенно отвел взгляд. Замирра заметила его смущение, засмеялась. Котис оторвался от соблазнительных губ германки, посмотрел помутневшим взором на Умабия и медленно произнес:
— Прости, мой друг, но мы ненадолго оставим вас. Надеюсь, ты разумно распорядишься предоставленным тебе временем.
Краска смущения вновь залила лицо сармата. Котис тяжело поднялся, подмигнул Умабию и, опираясь на Лютгарду, пошатываясь, покинул нишу. Замирра наполнила чашу вином, подала Умабию. Осушив ее до дна, сармат почувствовал, что туман опьянения густеет все больше, затмевая его рассудок. Пытаясь привести мысли в порядок, Умабий потряс головой, после чего обратил взор на Замирру. Девушка расценила его взгляд по-своему. Обвив руками могучую шею степняка, она покрыла его лицо жаркими поцелуями. Дальше Умабия поглотил сон, туманный и сладостный. Сармат ответил на ласки девушки, но вскоре ее облик стал меняться. Замирра преобразилась в его жену Торику, а затем в Кауну.
* * *
Туман отступил, сознание вернулось, но образ Кауны все еще стоял перед ним. Желая окончательно прийти в себя, он потер лицо ладонями. В висках что-то стучало, причиняло боль. Конечности с трудом повиновались его воле. Умабий отнял ладони от лица. Образ Кауны не исчез. Осмотрелся; глубокая ночь, он стоит у входа в «Хижину Бахуса», перед ним не видение, а настоящая Кауна. В ее глазах читались гнев и презрение.
