— А откуда стало известно про замысел этот?
— Да ниоткуда — здесь словечко, там намек. А в целом получается, все знают и чуть не в лицо конвоирам смеются. Обнаглели, суки. А за ж… никого не возьмешь. Вот так вот.
— Хорошо, товарищ майор, поможем, — уверенно сказал Вангол, выйдя из-за широкой спины Степана Макушева. — Только уговор есть один, ты нас об этом официальной бумагой, ну, обяжи, что ли, а то как это мы ни с того ни с сего под твое начало…
— Дак это, по законам военного времени, как старший по званию…
— Вот-вот, так и напиши… и еще, одежонку гражданскую мне добудь прям сейчас, сможешь?
Капитан посмотрел на Вангола:
— Зачем?
— Нет времени объяснять, задумка есть одна, к ним пойду. — Вангол кивнул в сторону галдящей толпы.
— Хорошо, штаны и телогрейка найдутся.
— Давай быстрее, капитан.
— Ты куды прешь, паря? Купе и плацкарту перепутал?
— Заткни хайло.
Вставший на пути Вангола зэк после короткого удара в солнечное сплетение, согнувшись пополам, медленно, придерживаемый Ванголом, беззвучно открывая и закрывая рот, осел на пол.
С полок спрыгнули двое крепких парней, у одного в руке блеснула заточка. Вангол успел заметить в глубине теплушки, на полатях у буржуйки, седоватого мужика, внимательно наблюдавшего за происходящим. Сделав обманное движение рукой, Вангол ударом ноги выбил заточку из руки парня, и та, волею случая, вошла глубоко в ногу второго нападавшего. Охнув, тот упал, в то время как первый крутился волчком, прижимая к себе перебитую Ванголом руку.
Сидевший у буржуйки спокойно встал, жестом остановив вскочивших на ноги зэков, вышел к Ванголу. Встал напротив, внимательно осмотрел Вангола с головы до пят, глянул на корчившихся зэков, ухмыльнувшись, спросил:
— Кто такой будешь?
— Вангол.
— Не слыхал про такого.
— А про Остапа Живоглота слыхал?
— Ну и что?
— Так вот я его уже пять ден как закопал.
— Поясни…
— Попали в засаду, мусора по следу шли, аж из Москвы. Раненого по тайге тащил, не сдюжил он, похоронил. Теперь назад в Москву пробираюсь. У станции в лесочке поджидал эшелон какой гражданский, да за двое суток ни одного не было, тут вы подкатили, думал, солдатня, а услышал родной говор. Вот и пришел.
Серые глаза седоватого зэка неотрывно следили за Ванголом. Вангол чувствовал, как каждое его движение и слово словно просвечивались этим человеком. Он ощущал это каким-то неведомым ему самому чувством.
— Ты кто? — еще раз спросил зэк.
— Ты спросил, я ответил.
— Ты не наш.
— Я и не говорил, что я ваш.
— Так чей ты?
— Я сам по себе.
— Так не бывает.
— Бывает, Филин, бывает.
Седоватый оглянулся, зэки ждали его команды, готовые броситься на Вангола. В его мозгу уже принятое решение вдруг зависло. Он повернулся к Ванголу спиной и пошел к своим полатям.
— Заходи, потолкуем.
Вангол шагнул следом. Проходя по вагону мимо расступавшихся перед ним уголовников, Вангол понимал: возможно, обратной дороги отсюда для него не будет. Но и не пойти он не мог.
— Присаживайся, Вангол, чай будешь?
— Благодарю, Филин, не откажусь от горячего.
— Чифиря?
— Нет, просто крепкого.
— Глебушка, сделай крепкого чаю гостю, — тихо сказал Филин.
За спиной Вангола шевельнулась занавеска, и угрюмого вида лысый зэк пошел за чаем.
— Значит, сам по себе? Интересно. А что ж тебя с Живоглотом свело?
— Личное. — Вангол сделал паузу, коротко, как бы испытующе, взглянул в глаза Филина. — Он мою жену зарезал.
— Ого? — удивился Филин, он не мог не поверить Ванголу, в его взгляде он увидел правду. — Ничё не пойму, ты ж сказал, что тащил его, раненого, что менты вас зацепили.
— Это его менты пасли и ранили, а я его пас, от ментов увел, да поквитаться не успел. Не от моей руки, падлюка, сдох.
Лысый поставил перед Ванголом кружку дымящего кипятка и початую пачку чая:
— Вари.
Седоватый кивнул лысому, тот присел на табурет, положив на стол крепкие, украшенные наколками руки.
— А насчет Живоглота байки давно ходят, что в бегах он, в Москве братве объявился, помощи просил дело важное провернуть. Людей дали — он и пропал с людьми. На войну списали пока, разбора не было. Так говоришь — закопал ты его?
— Закопал, только могилки не покажу, нету ее.
— Чего так?
— Он мою жену сжег, сука…
Филин не стал больше расспрашивать. Он читал по лицам и всегда мгновенно вычислял ложь. Вангол это видел, и потому его ответы были максимально правдивы.
Вангол сыпанул заварки в кипяток и прикрыл кружку миской.
— Лады, Вангол, располагайся, нас не шмонают, докель везут, доедешь, а там смотри, ты ж сам по себе! Где мешок бросить, Глебушка покажет.
Вангол тем временем подозвал парня с выбитой им рукой и одним быстрым движением избавил того от боли, поставив сустав на место.
— Ишь ты, ловко, — одобрительно улыбнулся Филин.
— Ты чё, лекарь? — спросил молчаливый Глебушка.
— Не, костоправ. Так что, ежели у кого спина иль вывих какой, помогу, — ответил Вангол, улыбнувшись зэкам.
— Ну и ладно, все на месте? — Филин еще не закончил фразу, а поезд уже, дернув всем своим железом, по-тихому тронулся.
— Все… — ответил Глебушка, не поворачивая лысой бугристой головы.
Длинный гудок паровоза заглушил его слова.
Устроился Вангол в углу, на третьем ярусе нар, на набитом свежей соломой тюфяке. Он залег там и спокойно уснул, намереваясь проспать максимальное количество времени. Так было надо, и ему и делу.
Поезд стучал и стучал по стыкам колесными парами, унося людей туда, где была война…
— Глебушка, поди глянь, почти сутки как лег, даже по нужде не вставал. Может, чё с ним стало?
— Да нет, я глядел уж, похрапыват, видно, намаялся по тайге. Филин, я тут на стоянке знакомую рожу видел.
— Кого?
— Вертухая старшего с Могочинской пересылки. Глазам не поверил, ближе сунулся — точно, он. В состав наш подсел, с ним еще мент какой-то молодой, рука на перевязи.
— И что?
— С начальником эшелона они о чем-то терли. Не разобрал, но пару слов услышал. Ищут кого-то. Не нашего ли попутчика? На следующей стоянке могут шухер поднять, если шмонать будут, не спрячем.
