— Это как это понимать? — спросил Арефьев.
— Вот так вот, Владимир, как хочешь, так и понимай. Только этому человеку можно верить, он все наперед видит. Я сам в этом убедился.
— Да разве так бывает?
— Бывает.
— Интересно, что это за человек такой?
— С виду обыкновенный, скромный даже, у нас в разведшколе преподавал. Так вот, когда боевые группы формировали, он мне сказал: «Держись, твои все в первом же бою погибнут». Так и вышло. Потом он из школы ушел, именно потому ушел, что видел судьбу каждого. А это невыносимо тяжело, он мне лично в этом признался. Не смог работать.
— Выходит, и твою судьбу он видел, Вангол? Ты не спрашивал?
— Спрашивал.
— И что?
— Сказал, долго жить буду и умру легко. — Вангол улыбнулся, посмотрел на собравшихся у костра — И друзей у меня хороших много будет.
Все собравшиеся в чуме Вангола заулыбались в ответ на его слова.
Пришли все. Члены научно-изыскательской экспедиции из Иркутска: профессор Семен Моисеевич Пучинский и его жена, также геолог, Нина Мыскова, на топчане, с больными ногами, лежал Владимир, студент из Иркутска, чудом спасшийся от банды Остапа.
Владимир Арефьев, лейтенант милиции из Московского уголовного розыска, раненный в руку в схватке с бандитами у входа в пещеру. Капитан внутренних войск НКВД Степан Макушев, казак по крови и натуре, уже успевший, вместе с Ванголом, повоевать в первую неделю войны. Там, в горящей огнем Украине, они пошли по следу Остапа и его банды, который и привел их сюда, в таежный край.
Хозяйка стойбища Ошана готовила мясо. Она не принимала участия в разговоре, напевая вполголоса какой-то свой мотив. Иногда женщина окидывала всех взглядом, как бы проверяя, все ли ее гости в порядке. Незаметно и без суеты она успевала кому-то подложить под бок мягкую подушку, кому-то что-то подать. Добрая улыбка не сходила с ее лица, понимающие глаза предугадывали желания. Она не скрывала своей печали; потеря Такдыгана, плохие вести — все это было в ней. Но все это было сокрыто от посторонних, затаено в дальних уголках ее души и внешне ничем не выражалось. Зато радость от встречи и уважение к присутствующим лучились из глаз Ошаны. Особо трепетно она следила за больным, он не оставался ни секунды без ее внимания. Не позволяя встать на ноги, чтобы случайно не повредить кожу ступней, она ухаживала за ним как за грудным ребенком. Отвары кореньев и трав сделали свое дело, на местах, где отмороженная кожа отслоилась, обнажив живое мясо, появился слой тонкой нежной кожицы. Раны зарубцевались и постепенно заживали. Владимир понимал, что он причина задержки, волновался по этому поводу и не раз уже говорил, что вполне здоров и может ехать. Вангол был непреклонен. Успокаивал его:
— Рано ехать, окрепни. Вот и ичиги тебе еще не готовы, да и у лейтенанта нашего рука еще не в порядке, так что выздоравливай, копи силы, пока возможность есть, они тебе скоро пригодятся, поверь.
Макушев, разглядывая убранство жилища Вангола, невольно вспомнил те времена, еще в Гражданскую войну, когда они с Волоховым, боевым другом, вот так же, в чуме, залечивали раны. Если бы не орочены, трудно сказать, выбрались бы они из тайги живыми. Скорее всего — нет. У него тогда располосована была спина от плеча до поясницы, зацепил его с разворота венгерский офицер шашкой, но не прорубил до костей, зипун медвежий да ремни спасли его от мгновенной смерти. А потом Иван Волохов, сам раненый, выволок его почти с того света. А смерть отвели точно такие же вот руки старой ороченской женщины. Эх, где ты сейчас, лихой рубака Иван Волохов?.. Расстались они в Москве, в первые дни войны, Иван, освободившись из лагеря вчистую, ушел добровольцем на фронт.
— Степан! — позвал капитана Вангол, вернув его из воспоминаний. — Пойдем прогуляемся, по рябчики.
— Идем, — с удовольствием поднялся Макушев. — Давненько не охотничал. Ружьишко-то найдется?
— Есть. Мое возьмешь, я с луком. Надо потренироваться, давно не стрелял.
Они вышли из чума и направились в сбросивший листву березняк, заселивший пойму небольшой речки. Стволы молодых берез, взметнувшие в тесноте свои ветви к небу, едва слышно шелестели завитками тонкой белоснежной бересты.
Проходя мимо, Макушев то и дело осторожно оглаживал ладонью стройные тела дерев, что-то нашептывая про себя. Вангол, шедший первым, быстро скрылся в сплошной березовой белизне. Степан же медленно брел среди берез, он забыл про ружье на плече и ни разу не снял его, видя таежную птицу, подпускавшую не то что на выстрел, просто не обращавшую на него внимания. Он шел и шел, впитывая в себя чистоту этих деревьев. Глубоко вдыхая ее в себя, омываясь ею, как родниковой водой.
— Степан, чего не стреляешь? — спросил вышедший на него Вангол.
— Знаешь, рука не поднимается. Здесь как в храме, чисто так и светло. Душа замирает.
Вангол улыбнулся:
— Ладно, я с десяток набил, хватит. Поговорить я хотел, показать тебе кое-что. Давай присядем.
Они расположились у подножия большого, поросшего мхом камня.
— Там, в пещере, я подобрал горсть вот этих монет.
Вангол протянул Степану на ладони три золотых монеты. Степан взял их, попробовал одну на зуб.
— Так это царские червонцы! Вот эта — десятка николаевская, эта монета — семь с полтиной. Эта — пять рублей, настоящие золотые, царской чеканки. Я их хорошо помню, атаман казну мне часто доверял считать.
Увидев вопросительный взгляд Вангола, добавил:
— Я же от роду казак, ну и, как все, службу нес, это в Гражданскую все смешалось… Да, настоящие, золотые…
Степан изумленно смотрел на матово блестевшие монеты.
— Откель здесь золото? В глухомани этой? Сюда ж ни дорог, ни путей?
— Не знаю. Я в пещере той раньше только раз был, Такдыган за патронами посылал, там их большой запас.
Сразу при входе в ящиках. А эти монеты я в глубине пещеры нашел, поскользнулся на них, ну, горсть и прихватил с собой. В темноте не понял, да и не до того было. Потом, сам знаешь, еле вышел из той пещеры.
— Вот, значит, что сюда Остапа привело, золото… А мы ему помешали. Ну и что теперь делать будем, Вангол?
— Выходить из тайги будем, война идет, наше место там.
— Да это я понимаю, а золото?
— А что золото, до нас лежало, пусть и дальше лежит. Тем паче до него добраться не всякий сможет.
— Это почему? Найдет кто пещеру ту — и все дела.
— Не пускает в себя пещера, не знаю, как это объяснить, но Такдыган меня упреждал, чтоб дальше в пещеру не входил. Духи ее стерегут. Тому, Степан, можно верить, на себе этот ужас, силу неодолимую, испытал. Да и видел, много там лежит останков человечьих. Войти вошли, да выйти уж не смогли…
— То-то ты нас в ту пещеру не пустил, — ухмыльнулся Степан.
