Иван берет косу и видит, что глаза у девушки разного цвета и это не просто девушка, а медсестра, та, еще та медсестра, и она, улыбаясь, протягивает к нему руки и говорит: «Я так скучаю по тебе, Иван…»
Утро пришло с грохотом артналета, немецкие пушки били откуда-то издали, их огонь корректировала «рама», самолет-разведчик, который спокойно кружил над нашим передним краем. Снаряды сначала ложились с недолетом, а потом плотно накрыли позиции, выворотив наизнанку несколько землянок и блиндажей.
«К бою!» — услышал команду Волохов, пережидавший артналет на дне траншеи, крепко присыпанный землей от рванувшего рядом снаряда. В голове бухало и свистело от контузии, но он команду услышал и стал выбираться. Махоньков выскочил из землянки и помог Волохову, они побежали к своему окопу. По полю, в утреннем морозном тумане, к ним, неправдоподобно медленно, ползли немецкие танки.
— Патрон! — услышал Волохов.
— Есть патрон, — автоматически ответил он, подавая бронебойно-зажигательный патрон.
Махоньков выстрелил, он даже видел, как голубым огоньком сверкнуло по броне танка, но танк продолжал двигаться.
Еще выстрел, еще, но железный зверь, рыча и выбрасывая раз за разом черный выхлоп, полз вперед, срывая траками с земли нетронутый снег.
— Бей по гусенке! — крикнул Волохов.
Махоньков выстрелил, танк споткнулся и, потеряв одну гусеницу, развернулся, подставив борт. Махоньков выстрелил, и через мгновение клубы дыма вырвались из смотровой щели танка.
— Есть сволочь, горит! — заорал Махоньков.
— Смотри левее.
— Вижу!
— Бей его!
Махоньков стрелял и стрелял. Еще один танк задымил и затих перед самыми окопами. Но на этом все для них и закончилось. Мина разорвалась сзади, изрешетив осколками обоих. В кровавом тумане полузабытья, куда он провалился, Волохов едва понимал, что его кто-то тащит. Он слышал стрельбу и разрывы, набившимся за шиворот снегом жгло шею, он видел, как, отстреливаясь из пистолета, ротный, волоча ногу, отползал по снегу, стреляя в бронированную громаду, которая шла на него, лязгая гусеницами, неотвратимо и страшно, потом он перестал себя чувствовать. Волохов не знал, что бой шел не больше часа. Очнулся он в блиндаже. Санитары снимали с него гимнастерку, вернее, то, что от нее осталось.
— Извини, браток, пришлось резать. Вся спина в дырах. Ты это, держись, раны-то неглубокие, заштопают, — говорил тихо пожилой санитар.
Рядом лежали, стояли и сидели раненые, медсестра Анечка, как ее все звали, по очереди перевязывала их, а слезы катились из ее глаз. Она не вытирала их, ведь руки в крови, просто молча плакала, не обращая ни на что и ни на кого внимания. Волохов боли не чувствовал, вся спина просто ушибленно ныла, он взглядом спросил санитара: «Что это она?»
Тот взглядом показал в темный угол. Там под шинелью лежало тело ротного, старший лейтенант погиб в этом бою.
«Видно, любила девка старлея, эх, война…» — подумал Волохов.
— Чё там? — спросил он у санитара.
Санитар коротко рассказал, что немецкая пехота, шедшая за танками, была отсечена внезапной атакой во фланг. Атаковали их, прямо с марша, роты подходившего на передовую пополнения. Немцы отошли, оставив в поле много трупов и четыре сгоревших танка.
— Что ж, и то ладно, — подытожил Иван, — не все им наши морды бить, мы тоже можем.
Иван не спрашивал про Махонькова, не хотел услышать горькую правду, не хотел. Ему об этом сказали.
— Пэтээр ваш там, коло входа, ребята принесли, вроде целый… — сказал санитар, не глядя в глаза Волохову.
Волохов после перевязки встал, ран было несколько, но неглубоких, контузия, сжимавшая, как тисками, голову и не дававшая дышать, отпустила. Он вышел из землянки, взял пэтээр и спустился в траншею. Столкнулся там с комвзвода. Григорьянц, увидев Волохова, улыбнулся ему и серьезно сказал:
— Какие вы молодцы — видел, два танка сожгли! Буду писать представления к орденам.
— Не успеешь, лейтенант, вона, они опять полезли.
— Ничего, отобьемся, напишу. Знаю, ты один остался, бери меня в напарники, я тоже хочу их жечь.
— Тебе взводом командовать надо, я сам управлюсь.
— Уверен, что управишься, но я все же пришлю второго номера…
Первые мины ударили по позиции, и понеслось, поехало месить землю с небом. С нашей стороны ударила артиллерия. Волохов давно, с первых дней войны, не слышал такого хорошего грохота за своей спиной. Он поднял глаза и увидел, как взрывы снарядов взметнулись там, где, вываливаясь из лесополосы, выползали немецкие танки.
«Вот и славно», — подумал Волохов, когда сзади кто-то свалился к нему в окоп.
— Разрешите доложить?
— Ты чего?
— Вот, по приказу комвзвода к вам заряжающим…
Волохов видел перед собой совсем юного мальчишку, курносого, веснушки как будто обсыпали его нос и щеки. Волохов еле сдержал улыбку. Мальчишка-школьник, одетый в военную форму, которая была ему явно велика.
— Как звать-то тебя, заряжающий?
— Ванька, то есть боец Иван Силантьевич Иванов…
— Хорошо, боец Иванов, давай учиться, пока наши немцам жару дают, небось успеем, — сказал Волохов.
«Как он на фронт попал? Кто его сюда пустил?» — вертелось у него в голове, пока он разъяснял, как и что надо делать второму номеру истребителя танков. Парень слушал внимательно, прошептывая про себя губами все то, что рассказывал и показывал ему Иван.
Атака немцев захлебнулась не успев начаться, не любят они, когда их так встречают, не любят. Теперь жди авиацию, а уж потом они снова попрут. Только подумалось об этом Волохову, как загудело, а потом дико и отрывисто завыло серое небо. Самолеты пикировали на наши позиции, сбрасывая вместе с бомбами дырявые бочки, которые душераздирающе ревели. Волохов этого уже насмотрелся; зажав уши ладонями, он внимательно наблюдал за атакующими самолетами. Один очень не понравился Волохову, он пикировал прямо на них.
Схватив оцепеневшего от страха парнишку в охапку, он упал на дно окопа.
— Вот зараза! — успел прохрипеть Иван.
Бомба рванула рядом, обрушив на них комья мерзлой земли. Этот удар он принял своей израненной спиной и потерял сознание от боли. Когда очнулся, то с удивлением узнал, что вытащил его из окопа и притащил в землянку не кто иной, а именно боец Иванов Иван Силантьевич.
— А ты жилистый оказался. И как ты меня выволок-то оттуда? Надо было санитаров позвать, — ворчливо допытывался он у парня, сидевшего у его изголовья, пока сестра накладывала повязки.
Тот молчал и смущенно улыбался.
— Спасибо, сынок, ты мне жизнь спас, спасибо, — поблагодарил Волохов, когда медсестра ушла. — Противотанковое ружье возьми. Береги до моего возвращения, понятное дело, по танкам бей, коль попрут, учись их, гадов, жечь…
