В самый разгар декабрьских морозов в ороченском чуме в труднодоступных верховьях скованного льдами Витима родился ребенок. Девочка. Ее назвали Тингой. Ее отец, молодой, высокий, всегда молчаливый мужчина, с заплетенной в косичку бородкой, взял ее на руки, вынес из чума и, высоко подняв над головой, прокричал:
— На свет появилась Тинга Игоревна Сергеева!
Вышедшая следом Ошана забрала у него ребенка и отнесла к своей дочери. Тинга жадно прильнула к груди матери, к источнику жизни на этой земле, куда она пришла, чтобы быть счастливой. Но она об этом еще не знала.
Игорь остался на свежем воздухе. К вечеру потеплело. Он смотрел на падавший огромными хлопьями изумительно белый снег и вспоминал свою жизнь до того, как очнулся здесь. Любил он это занятие. Вспоминал медленно, память возвращалась к нему эпизодами, кусками, но он уже точно знал, кто он и как сюда попал. Не удавалось вспомнить только то, что с ним произошло. Ошана, мать его жены, рассказала, что он был ранен на охоте и его спас от смерти сын оленихи и Духа тайги Вангол. Игорь не знал о том, что идет война, не знал, сколько времени он здесь находится. Он любил свою молодую жену, и ему было здесь хорошо.
Он помнил, что родители у него умерли и ему не по ком было тосковать, да и времени на скуку здесь просто не было. Он был единственным мужчиной в роду — очень много забот. В этот год волки сильно трепали оленье стадо, сейчас он готовился дать стае отпор. Он привел оленей и поставил стойбище в том месте, где еще с осени снарядил для волков несколько ловушек. Теперь осталось их подготовить. Быстро собравшись, вооруженный карабином, он ушел из стойбища. Жесткий хиус уплотнил снег так, что он напоминал белый шероховатый мрамор. Игорь быстро миновал небольшой склон и углубился в перелесок. Именно здесь он готовил западню. Кольцевая изгородь пяти шагов в диаметре была центром западни и делалась из крепких сухих двухметровых жердин, вкопанных вертикально и крепко связанных между собой лозой. Вокруг этого круга вторая изгородь из таких же жердей на расстоянии двух вершков от первой имела калитку, открывающуюся на это расстояние только внутрь. Она не закрывалась плотно, и бечева, привязанная к вершинке молодой березки, стоявшей неподалеку, служила своеобразной пружиной, возвращавшей калитку на место после того, как в нее пройдет зверь. Это незатейливое сооружение просматривалось почти насквозь между жердин изгородей. Игорь смастерил его осенью, теперь нужно было только очистить калитку от снега и приготовить приманку. В мешке за плечами Игоря были два зайца, пойманные им живыми в петли. Вбив в центр первого кольца железный штырь, он, проколов заднюю лапу зайцу, привязал его к штырю так, чтобы тот не мог достать до изгороди. То же самое он проделал и во второй западне, которая была им сделана в полукилометре от первой. Вытащив из мешка оленьи потроха, он привязал их на бечеву и стал ходить, волоча их по жесткому насту, пересекая перелесок вдоль и поперек, все время возвращаясь к входу, то к одной западне, то к другой. К вечеру он вернулся в стойбище, собрал оленей в загон и зажег несколько костров.
— Сюда сегодня не сунутся. Пусть порыщут в округе, голод не тетка…
Черная, непроглядная темнота окутала тайгу. Небо, напрочь закрытое облаками, не пропускало света звезд. Только слабое желтое пятно над сопкой говорило о том, что луна все-таки есть, ее не проглотила медведица, откусив вчера небольшой кусок. Игорь решил подежурить у загона. Подкинув веток в тлеющий костер, он удобно расположился на небольшой оленьей шкуре. Все было тихо и спокойно. Волки к стойбищу не пришли. Под утро он ушел в чум, где, согревшись, проспал несколько часов. Когда рассвело, поцеловав спящую жену; перекусив на ходу куском холодного мяса, он пошел к западням. Еще издали он услышал поскуливание и лязг волчьих зубов. Игорь впервые использовал это старинное охотничье приспособление против волков. О нем ему рассказала Ошана, старая ороченка знала много таежных секретов. Она охотно делилась своим опытом с будущим зятем. Старый охотник Такдыган, прежде чем уйти навсегда, научил его стрелять из лука и охотиться. Ошана подняла его на ноги после ранения и отдала ему свою младшую дочь. Теперь она была счастлива, в роду появилась девочка, а это большая прибыль…
Волки были в западне, три матерых и сука, повизгивая и щелкая зубами, кружились в бесконечном танце. Они, почуяв добычу, взяли след в перелеске и один за другим протиснулись в эту узкую калитку. Увидев раненого зайца, они уже не могли отвести от него взгляд и не могли до него добраться: частокол, за которым он метался от страха, был почему-то бесконечно длинным и никак не находился проход. Остановиться и подкопать или прогрызть лаз к добыче никто из них не мог, потому что сзади непрерывно подталкивал бегущий следом, а дичь — вот она, металась совсем рядом, туманя мозги и вызывая ярость и злобу. Видит око, да зуб неймет. От этого кровь закипает в жилах хищника, и он теряет силы в бесконечной погоне.
Волчица первая почуяла человека и, жутко зарычав, остановилась, упершись всеми четырьмя лапами. Бежавший сзади волк ударил ее грудью и, оскалившись, куснул ее за бок. Сзади на него налетел другой, и началась драка и возня, бестолковая в тесном проходе, не позволяющем развернуться. Потом волчица заскулила. Она заскулила так, что волки остановились, поняв, что этот вой говорит о неминуемой беде, которую они навлекли на себя. Они остановились и почуяли эту беду — человека. Замерли, оскалившись, и бросились на частокол, пытаясь вырваться из западни, но было поздно.
Короткими и точными ударами ножа Игорь одного за другим лишал их жизни. Завыла и легла на снег, прижав уши, волчица. Она была на сносях, в ее животе уже шевелились щенки, волчата, и она сдалась человеку ради них.
Игорь не стал ее убивать; связав ей лапы, он вытащил ее из западни и принес в стойбище. Она приняла ошейник и цепь, не рвалась и не пыталась ее перегрызть. Она приняла мясо из рук Игоря и не рычала на него, когда он приходил. Она выкопала в снегу нору и через две недели ощенилась тремя волчатами. А еще через две недели они, пользуясь полной свободой, убегали от своей прикованной цепью матери поиграть с сыном Ошаны, трехлетним веселым и кудрявым мальчишкой с большими карими глазами.
Кто был его отец, Игорь не знал, но Ошана почему-то старалась говорить с ним по-русски. Игорь тоже, вообще так сложилось, что мальчуган больше находился у Игоря с Гулей, как Игорь ласково называл свою жену. Ошана всегда отправляла их со своим малышом подальше от стойбища, если ждала гостей или приходили гости нежданные. Так было и в тот раз, когда ушел в тайгу и не вернулся старый Такдыган.
Именно тогда, по возвращении в стойбище Ошаны, к нему стала возвращаться память, и он очень жалел о том, что не застал приходившего в гости Вангола.
— Он сказал, что вернется сюда, — успокаивала его Ошана. — Ведь он сын оленихи и Духа тайги. Он всегда держит свое слово. Он не сможет долго жить в другом мире. Он вернется, когда услышит зов тайги, когда он здесь будет нужен. Мы дождемся его.
— Как он найдет нас?
— Он всегда знает, где мы.
— Как это может быть, Ошана?
— Все люди связаны друг с другом, только не знают об этом. А мы знаем. Достаточно подумать о том, кто тебе нужен, он это почувствует, где бы он ни был. Только прислушается ли к голосу своего сердца? Если прислушается, все поймет. А если нет, решит, что просто вспомнился ему кто-то, просто так. А просто так ничего в этом мире не бывает. Все почему-то и для чего-то. Вот и ты оказался здесь не просто так, а для чего-то. Значит, ты именно здесь нужен. Придет время, узнаешь, для чего, а пока, пока принеси воды, сынок, в котле пусто, мясо варить будем.
