Вангол считал, что разумных людей крайне мало; по его мнению, разумный человек — это человек, живущий по совести и чести, не способный к обману и предательству, всегда готовый прийти на помощь другому человеку, бескорыстный и щедрый. А мало их потому, что им больше всего достается, нет в них хитрости и изворотливости, и гибнут они в бою в первую очередь, потому что не прячутся за чужие спины.
Пучинский не был столь категоричен, но признавал, что разумных людей действительно значительно меньше. Их от людей умных отличает лишь одно — наличие в их жизни истинных духовных ценностей.
— Этим определяется все. Мысли и поступки людей, обладающих способностью к различению добра от зла, изначально отличаются от мыслей и поступков людей, живущих в невежестве. Не может голодное животное поделиться пищей с другим животным, не способно. Оно будет драться за пищу, убивая другое или погибая. Так же и человек, не имеющий духовной основы, обладающий умом, но не разумом, будет драться за материальные ценности, убивая и умирая. И только тогда, когда в нашем мире человек станет разумным в большинстве своем, человечество наконец обретет мир. Но оглянитесь, Вангол, в каком окружении мы живем?! О каком разуме можно говорить сейчас, когда миллионы одних умных людей убивают миллионы других, тоже умных? И все они напрягают свои умы для того, чтобы как можно больше убить других! Мы с вами, кстати, насколько я понимаю, тоже занимаемся этим.
— Нет, не этим, мы как раз хотим остановить этот ужас.
— Да, вы правы, Вангол, на нас напали, мы защищаем свою Родину, но, простите, на нас ведь почему-то напали. Может быть, нас боялись. Тогда почему нас боялись? Мы же хотели только добра всем — например, построить социализм во всем мире. Может быть, поэтому?
— Может быть, и поэтому, только не мы начали эту войну, Семен Моисеевич, но нам ее заканчивать.
— Наверное, вы правы, но не все так просто в этом мире, не все…
Встречались перед сном, беседовали, сидя на табуретах в небольшой, приспособленной под кухню комнатке. Часто эти беседы заканчивались глубоко за полночь. Вот и сегодня Пучинский ходил и размышлял вслух о бренности бытия и бесконечно огромных и непостижимых источниках разума на этой земле.
— Представить невозможно — восемьдесят тысяч листов текста, воспользоваться которым человечество не способно. Нет такого языка на земле?! Нельзя расшифровать и понять, что хотели нам передать в этих текстах те, кто потратил колоссальное количество времени на их изготовление. Ведь не просто же так это было сделано. Не могли же эти… кто-то больше ста лет, а это минимум, просто наносить некие знаки в бессмысленном порядке, нет. Значит, именно мы не способны их понять.
— А может, пока не имеем права понять, может быть, рано еще нам знать то, что ими записано. Если это так, то все попытки расшифровать тексты бесполезны.
— Можно предположить, что их разум, их мышление на несколько ином уровне, скорее всего более высоком, поэтому тексты для нас непостижимы в настоящее время. В этом случае также все усилия бесполезны, но шанс есть, вдруг это время вот-вот наступит, кто знает.
— Неужели, обладая высшим, как вы считаете разумом, они не могли придумать ничего более надежного для записи, чем свитки папируса? Мы же пишем на бумаге…
— Вы думаете, бумага сможет сохраниться за несколько тысяч лет? Вряд ли, а папирус смог, так что это не аргумент. Вернее, это аргумент в их пользу, а не в нашу. Мы же не можем проверить бумагу на прочность и надежность на такой срок, а они, выходит, папирус смогли. Они уверены были, что за такое время их записи не разложатся и не сгниют вместе с материалом, на который нанесены! А это, уверяю вас, молодой человек, не так-то просто. Например, определить временной предел прочности какого-либо искусственно созданного материала практически невозможно, просто потому, что научный эксперимент длиной в тысячу лет невозможен, а все остальное — не более чем различного рода предположения, основанные на других не менее сомнительных предположениях. Да-да, все наши железобетонные монстры неизвестно как себя поведут уже через несколько десятилетий, это не египетские пирамиды, сотворенные из природного материала, а потому вечные.
— Вот, значит, древние египтяне соображали, из чего строить навечно… — улыбнулся Вангол.
— Только неучи и дилетанты полагают, что пирамиды, расположенные на территории нынешнего Египта, — творение рук человеческих. Смешно, на момент их строительства, как утверждают маститые египтологи, у египтян не было изобретено даже колесо, не было известно железо. И вдруг сложнейшие инженерные сооружения, строительство которых даже сейчас представляет невероятную сложность, а некоторые проблемы неразрешимы вообще! Например, абсолютная точность обработки сочленений блоков при их массе и объемах, сверление сверхпрочных гранитов, отделение и шлифование огромных пластин гранита толщиной двадцать сантиметров и многое другое, не говоря уже о фантастически сложных расчетах всего сооружения и его фундамента.
— Ну и кто тогда?
— Явно представители внеземной цивилизации, прилетевшие на нашу планету с какой-то миссией или оказавшиеся здесь не по своей воле. Никто не может определить целевое назначение этих сооружений, приспособленных впоследствии невежественными народами под гробницы своих царей — фараонов. Есть предположения, что сами фараоны и есть остатки рода тех пришельцев. Только деградировали они вместе со своим народом. Специально подготовленные жрецы методично доводили население до почти животного состояния. Согласно сохранившимся изображениям, фараоны и на людей-то мало походили. Наверное, потому и взгляд на фараона, только взгляд, вдумайтесь, просто взгляд, замеченный стражей, карался мучительной смертью. Ни в какой другой стране, ни раньше, ни позже в истории человечества, такого жестокого запрета не было. Не зря мудрый Моисей увел евреев из Египта — страны абсолютного рабства, сорок лет водил он свой народ по пустыне, очищая его от этого тяжкого наследия.
Семен Моисеевич поднял при этом палец вверх и гордо прошествовал поперек трехметровой комнатки, как будто он был по меньшей мере сыном того прославленного человека.
— И все-таки давайте вернемся к нашему разговору о рукописях, найденных и нерасшифрованных. Может народ, исчезнув с лица земли, унести с собой свою историю, свой опыт и знания? Да, может, если не оставит после себя свидетельств своего существования в виде результатов труда или письменной информации, способной храниться тысячелетия. И самое важное — она должна быть доступной. Если те, кто оставил нам эти рукописи, хотели этого, они должны были оставить нам ключ к своему языку, они просто обязаны были позаботиться об этом. Иначе все их старания бессмысленны.
— Значит, где-то сокрыт этот ключ и его нужно найти.
— Совершенно верно, только где? Вы, Вангол, обладаете уникальными способностями, попробуйте использовать их.
— Я рад помочь, Семен Моисеевич, но даже предположить не могу, как это попробовать сделать.
— Я тоже не знаю, как у вас это может получиться, но внутренний голос говорит мне: «Семен, Вангол это сможет!»
