Глава первая. Гнев Государя
Сырой февральский ветер, поднявшись где-то в низовьях большой реки, полетел над Нижнедунайской равниной. Малонаселенные и безлесные пространства только увеличили его штормовую силу. С воем ударил вихрь в белые стены старинной крепости, за которыми прятался город Бухарест, столица княжества Валахия.
В этот предзакатный час столичные улицы были пусты. Прошумев по ним, сломав несколько деревьев в парке Хэрестэу, вспенив воду в озере Тэй, ураган обрушился на восточный район города Витан, и в двухэтажном особняке, принадлежавшем когда-то знатному боярину Михаю Водэ, задрожали стекла в окнах.
Качнулись и тонкие язычки свечей в большой гостиной. Кто-то из мужчин, сидящих там за столом, обернулся и посмотрел в окно на серую тучу, обложившую небо:
— Экая непогода!
— Заметьте, господа, при этом не холодно. У нас, в России, еще морозы трещат.
— Верно. Здесь температура — около нуля. А ветер — промозглый.
— Ничего. У наших служивых шинели толстые. Не пробьет…
В комнате находилась компания мужчин примерно равного возраста: от сорока до пятидесяти пяти лет, в темно-зеленых длинных сюртуках с одинаковыми наградами на них: белыми эмалевыми крестиками разного размера — орденами Святого Георгия трех степеней, от второй до четвертой.
Это были члены военного совета нашей Молдавской армии, расположенной на Дунае. Они приступили к ужину, только что завершив свое очередное заседание.
— Советую вам, Матвей Иванович, попробовать моей мадеры, — обратился Главнокомандующий армии князь Багратион к своему соседу справа.
— Чай, подделка какая-нибудь местная, — недоверчиво покосился на графин генерал-лейтенант Платов, облаченный в отличие от других в темно-синий казачий чекмень с серебряными жгутами на плечах, застегивающийся на крючки.
— Не угадали, ваше превосходительство, — улыбнулся Багратион. — Через одного ушлого купца я заказал бочонок на самом острове Мадейра.
— Ладно, наливайте.
— Но не до краев, Матвей Иванович.
— Почему это?
— Весьма крепко зелье сие.
— Неужто на себе испытали? — Платов хитро прищурился.
— Так точно. Иной раз с холоду, после рекогносцировки возвратившись, чарочку и выпью. Для согрева.
— Вот! — донской атаман наставительно поднял палец. — А меня, старика, все укоряете.
Не слишком стар был Платов. Но здесь действительно старше всех. Ему исполнилось пятьдесят девять лет.
Служить он начал рано, с шестнадцати, урядником под началом отца, войскового старшины. В двадцать уже сам командовал полком и отличился в боях с турками и крымскими татарами еще при царице Екатерине Второй. Один крест — ордена Святого Георгия второй степени — висел у него возле воротника, на шее. Два других — третьей и четвертой степени — за черно-желтые ленточки крепились к чекменю на груди.
С удовольствием Матвей Иванович опрокинул стаканчик с мадерой в рот, одобрительно крякнул и жестом попросил князя налить ему снова. Выпивать стал донской атаман после 1799 года. Возможно, такой след оставило в его железном характере пребывание в камере-одиночке Петропавловской крепости.
Матушка-царица жаловала смелого казака, а ее сын, император Павел Первый, заподозрил Платова в антигосударственном заговоре и посадил в тюрьму, несмотря на все заслуги. Император же Александр Первый выпустил Матвея Ивановича на волю, восстановил на службе.
В Молдавской армии донской казак командовал корпусом. Вроде бы все наладилось, но воспоминания о темном каземате заставляли Платова с горечью размышлять о превратностях судьбы. Чтобы о том не думать, он начал часто прикладываться к рюмке. Багратион уже не раз и не два заставал его в штабе корпуса в изрядном подпитии. Главнокомандующий никогда не ругал легендарного атамана, но мягко уговаривал бросить появившуюся у того дурную привычку.
На сегодняшнем военном совете Платов много хороших слов сказал Багратиону. Генералы обсуждали проект летней кампании против турок на нынешний, 1810 год. Они говорили о плане князя как о документе, глубоко продуманном, в полной мере отвечающем интересам Российской империи в придунайских княжествах Валахии и Бессарабии, частично уже отвоеванных у османов.
Ужин, последовавший за совещанием, также проходил в сердечной и непринужденной обстановке. Впрочем, генералы любили бывать у Петра Ивановича Багратиона. Он собирал их нечасто, говорил на совещаниях кратко и по существу дела, никаких скоропалительных ответов на свои вопросы от них не требовал.
После совета, редко длившегося более полутора часов, князь приглашал военачальников к столу, накрытому щедро, изобретательно, красиво. Несмотря на суровую зимнюю пору и весьма скудные запасы провизии в здешних придунайских степях, они едали у Главнокомандующего и жареных рябчиков, и сома, фаршированного грибами, и салат из свежей спаржи, и вкуснейшие румынские пирожки «поале’н брыу» с растертой в сливочном масле брынзой.
Всего было вдоволь у генерала от инфантерии
[1]
. Но для других, не для себя. Сам он ежедневно довольствовался порцией гречневой или перловой каши да ржаным солдатским сухарем к чаю. За обедом выпивал рюмку вишневой настойки, изготовляемой его поваром. Зато пыльные бутылки с длинными горлышками, укупоренными пробковым деревом, по заказу князя Петра привозили в ящиках из Вены, Берлина, Будапешта.
Они красовались на столе посреди паштетов и заливных блюд, между серебряной и мельхиоровой посудой. Потчуя гостей, Багратион отпивал глоток из бокала, ставил его на стол, затем говорил, что, конечно, сии напитки похожи на прекрасные изделия грузинских виноделов — то «Мукузани», то «Напареули», то знаменитую «Хванчкару», — а все ж таки вкус, цвет и запах у них гораздо беднее и проще. Не хватает им ослепительного кавказского солнца и буйного ветра, что приносит в земледельческие долины волшебный воздух высокогорных лугов.
Без малейшего акцента, на отличном русском языке изъяснялся с сослуживцами этот потомок древней грузинской династии царей Багратидов, родившийся между тем в Кизляре, маленьком пограничном городке недалеко от берега Каспийского моря, населенном в основном, казаками с Дона и Хопра. Разумеется, генералы этого не знали.
Да таковое знание ничего бы и не изменило в их отношениях. Российская империя многим инородцам христианского вероисповедания дала приют.
Багратион стал известен русскому обществу после итало-швейцарского похода Суворова. Тогда великий полководец назвал его своим любимым и лучшим учеником. В ноябре же 1805 года в сражении под австрийским городом Шенграбеном князь Петр, командуя отрядом в пять тысяч человек, сумел сдержать наступление тридцатитысячного французского корпуса. За столь выдающийся подвиг император Александр Первый пожаловал ему орден Святого Георгия второй степени.
