Петр Иванович усиленно потчевал чиновника водкой. Она отлично шла, особенно — под черную икру.
Разговор касался не только достижений рыбоводства на Украине, но и постоянно переходил к главной теме: демаршу французского посла в связи с исчезновением перса-переводчика. В итоге фон Гентц почти дословно пересказал гостеприимным хозяевам содержание запроса и пролил свет на предполагаемые действия министра внутренних дел графа Пергена. Возможно, описание внешности Игарри разошлют по всем городам в восточных провинциях Австрии, а также — в Моравию и Богемию. Случится это не раньше, чем через неделю.
На прощание статс-секретарь графа Меттерниха поделился с супругами собственными соображениями. Нет сомнения в том, что побег готовили люди, превосходно знающие свое дело. Потому шансов найти переводчика практически нет. Наверняка он в ближайшее время пересечет границы империи, а там — поминай, как звали.
В спальне горела лишь одна свеча. Через открытые настежь окна в комнате распространялась ночная прохлада. Легкие движения воздуха колебали тонкий язычок пламени. В мерцающем свете тени на стенах чуть двигались, предметы теряли четкие очертания, белые простыни и подушки на постели походили на снежные сугробы.
Они лежали рядом без сна и, как благовоспитанные дети, держались за руки. Беседа с Фридрихом фон Гентцем напомнила им события минувшей недели. Супруги отправили Игарри в долгий путь, но не переставали думать о нем. Какие-либо известия о перебежчике мог доставить только Ган, вернувшись в Вену. Сообщение статс-секретаря пришлось очень кстати. Оно давало надежду на успешный переход границы. Согласно расписанию судовладельца «Генриетта» пересечет рубеж страны в эту среду или четверг.
Тишина и успокоение подействовали и на маленького человечка. Видимо, он тоже не спал и захотел в чреве матери повернуться на другой бочок. Екатерина Павловна невольно поморщилась. Движения плода, все более частые, говорили о том, что он жив и здоров, но были еще непривычны для нее. Багратион увидел, как на мгновение исказилось ее лицо.
Не зная тому причины, он нежно погладил жену по щеке.
Красавица пристально взглянула на генерала. Знакомый орлиный профиль, глаза, отсвечивающие сталью в полумраке комнаты. Более месяца он здесь. Их супружеская жизнь, перестав быть воспоминанием, обернулась явью, волнующей и прекрасной. В ней не возникло ничего отталкивающего, противоречивого, не поддающегося объяснениям. Они оба думали одинаково, действовали дружно.
Екатерина Павловна решилась. Она взяла его ладонь и положила себе на живот чуть пониже пупка. Ладонь была шершавой, широкой, горячей. Человечек сразу почувствовал это и снова повернулся, теперь уже навстречу потоку тепла, исходившему сверху.
— Что это? — спросил генерал.
— Ребенок, — помедлив, ответила она.
— Мой?! — в бешеной радости он обнял ее за плечи.
Конечно, правда ударит прямо в сердце доброго супруга. Однако сейчас молодая женщина считала необходимым быть честной до конца и вместе с ним пережить эту горечь и боль.
— Нет, — княгиня отрицательно покачала головой.
— А чей? — голос Петра Ивановича изменился, зазвучал глухо, точно из глубокого колодца.
Екатерина Павловна молчала. Слезинка покатилась у нее по щеке и упала на подушку, превратившись во влажное пятнышко.
— Ангел мой, — сказал Багратион, немного справившись с обуревавшими его чувствами,
— не томите. Мне и так тяжело.
— Меттерних, — прошептала она.
— Ну, мерзавец! — вскочил с постели Петр Иванович. — Ну, узнаешь ты у меня! Вызову на дуэль и пристрелю, как собаку. Никто не удержит! Ей-богу, застрелю!
Отмерив быстрыми шагами два круга по спальне, генерал вернулся к супруге и глянул ей в глаза. Она смотрела на него покорно и печально:
— Не надо, милый.
— Почему «не надо»?! — прогремел Багратион.
Наверное, подобный рык военачальника слышали солдаты Павловского гренадерского полка, когда он вел их в атаку под огнем вражеской артиллерии в битве при Фридланде.
— Не надо, — умоляюще повторила княгиня. — Очаровательный проходимец достаточно предсказуем и вполне управляем. Он еще пригодится нашему правительству.
— Что это вы такое говорите, ангел мой? При чем здесь правительство?.. Проступку ловеласа нет прощения. Он соблазнил мою жену и нынче прохлаждается в Париже. Подлизывется там к Боунапарте, негодяй! Да кому он нужен, коль война с французами не за горами! Думаете, мы не соберем силы?..
Далее монолог разгневанного генерала от инфантерии приобрел военно-политическое направление и продолжался минут пять. Супруга, прикрывшись простыней, внимала ему со всей серьезностью, хотя с основными тезисами речи ознакомилась давно, слышала их от графа Бельгарда и от графа фон Мерфельда. Перебивать в столь ответственный момент потомка грузинских царей ей в голову не приходило.
Князь в конце концов успокоился, лег рядом с Екатериной Павловной снова, положил руку ей на живот и мирно спросил:
— Сколько осталось до родов?
— Месяца три.
Багратион, вздохнув, погладил ее по спутанным темно-каштановым волосам:
— Вашего ребенка я признаю своим.
Белые стены и башни крепости Белград путешественники увидели 27 июня 1810 года. «Генриетта» вошла торговую гавань, когда лучи заходящего солнца освещали крыши домов и купола церквей. Команда убрала паруса, спустила на воду баркас для буксировки речной баржи к причалу. Через полчаса канаты, переброшенные с судна на берег, уже крепко удерживали баржу у портовой стенки.
Ган предложил переводчику погулять по старинному городу. Он возник девять веков назад у слияния двух могучих рек — Дуная и Савы. Здесь побывали римляне, готы, франки, мадьяры, славяне, турки. Много раз разрушенный, сожженный, разграбленный Белград снова и снова восставал из пепла, как сказочная птица Феникс.
Австрийцы долго и упорно боролись с османами за обладание городом, чье расположение давало значительные стратегические преимущества. Но населяли Белград сербы. Православные люди, они страдали и от дикости фанатиков-мусульман, и от католического педантизма ретивых подданных династии Габсбургов. Им хотелось стать независимыми и свободными, однако час их свободы пока не пришел.
Среди городских построек заметно выделялся собор Святого Саввы, один из крупнейших православных храмов на Балканах. Его купола высоко возносились к небу, а белые стены сверкали под лучами солнца, подобно кускам рафинада. Прапорщик лейб-гвардии Преображенского полка привел туда своего подопечного. Ган сказал, что должен здесь помолиться и причаститься. Ему же, персиянину, следует подумать о переходе из ислама в православие, ибо это облегчит продвижение по службе в России и докажет начальству чистоту его помыслов и желание стать полезным новому Отечеству.
Поколебавшись, Игарри вошел в собор вместе с сотрудником графа Разумовского. Доселе ему не приходилось посещать православные церкви, и внутреннее убранство храма ошеломило его роскошью.
