Только командир заставы капитан Терентьев более или менее реально представлял себе, чем заняты в эту ночь обложившие их заставу басмачи, но и его смутные догадки требовали подтверждения.
Лишь утром капитану Терентьеву все стало ясно.
– "Курица", я "Гнездо", – ожила радиостанция, назвав позывные штаба соединения. – Ночью исчезла "Кукушка", она не выходит на связь.
Как поняли, прием?
– Понял, – предательски дрогнувшим голосом ответил капитан. – Куда "Кукушка" исчезла?
– А нам откуда знать? Я же сказал – не вышла на связь, – Терентьев представил себе, как недоуменно пожимает плечами офицер связи в штабе, говоривший сейчас в микрофон. – Может, они где-то рядом, а может, заблудились…
– Ночью в горах был бой, – перебив его, совершенно спокойно, словно о чем-то обыденном и неинтересном, доложил командир "Красной".
– Вы уверены? – в голосе штабного связиста послышалось напряжение. – Вы точно слышали бой?
– Хоть и контуженные мы все тут, но пока еще не до конца глухие, ясно?
– Та-ак!.. Я доложу об этом немедленно. Следующий сеанс связи через час. Как поняли? Прием!
Однако снова на связь "Гнездо" вышло лишь часа через два, и Терентьев сразу же узнал донесшийся из наушников голос полковника Игнатенко.
– Привет! Узнаешь меня?
– Узнаю.
– Ну, рассказывай, как там у вас дела?
– Нормально, товарищ пол…
– Тебе говорили, что Сергеев исчез? – не дослушав, прервал начальника заставы Игнатенко.
– Так точно. Мне сообщили еще утром, что "Кукушка" на связь не вышла.
– Ты понимаешь, что это значит?
– Так точно, догадываюсь.
– Ну так слушай. Время "Ч" – одиннадцать.
Поможешь "Вороне" встречным ударом. "Ворона" вышла на рубеж и готова, через час доложишь о готовности и ты. Ясно?
– Так точно.
– Это первое. А второе… Ты не узнавал там…
Что там слышно, а?
– Товар пропал.
– В смысле?
– Нет его нигде.
– Как? Они же сказали…
– Нигде не нашли.
Игнатенко замолчал, и капитан явственно представлял себе, как он сейчас задумчиво сопит, стараясь переварить и осознать только что услышанную весть.
– И что дальше? – спросил полковник, нарушая молчание в эфире.
– Не знаю.
– Думай! Я должен за тебя отдуваться?! – снова взревел Игнатенко, в который раз срываясь на крик в совершенно невинной, казалось бы, ситуации. – Думай!
– Я понял…
– Ты ни черта не понял! Там мы на хрен никому не нужны сами по себе, ясно? И живем мы с тобой в кайфе не потому, что кому-то сильно понравились…
– А я кайфа не видел еще! Ясно, полковник? – вдруг заревел в микрофон Терентьев, которому уже до чертиков надоели каждодневные разносы начальника штаба. – Пока ты там себе трудовую мозоль на пузе растишь, на меня каждую минуту мины и гранаты сыплются…
– По твоей же дурости, притырок!
– Пошел ты!
– Ты мне еще там потрынди! Забываешься, капитан! У тебя, сука, обратного пути больше нет, ясно? Или ты "духам" достанешься, или сюда вернешься, а здесь тебе, падла, не жить…
– Тебе тоже, бля!
– Так вот поэтому, – вдруг спокойнее заговорил Игнатенко, разом понизив голос и изо всех сил стараясь сдержать бешенство, – вот поэтому ты и думай. Ясно?
– Ясно, – постарался взять себя в руки и капитан Терентьев.
– То-то… Время "Ч" запомнил?
– Так точно.
– Постарайся хоть как-то поддержать "Ворону". Я пришлю "грачей"…
– Нет, только не этих. Они раздолбают тут все – и своих, и чужих. Дай "вертушки".
– Хорошо..; И думай.
– Понял. Конец связи…
Терентьев, конечно, хорошо понял, чего хотел от него начальник штаба. Наверное, полковник был прав на все сто – обратной дороги из всей этой заварухи, кроме как в омут головой, у них уже не оставалось.
И действовать следовало так же странно и непредсказуемо, как странно и непредсказуемо затягивалась вокруг них смертельная петля событий.
Капитан отдал необходимые распоряжения, подготовил своих ребят к тому, что предстоящий бой будет, конечно, тяжелым, но именно он решит, останется ли хоть кто-то из них в живых. Четко и грамотно он определил задачи чуть ли не каждому бойцу, особенно старательно проинструктировав сержантов – в такой жуткой сече, которая предстояла им через несколько часов, именно сержанты встанут в случае чего на место офицеров. И если младшие командиры не будут знать, что конкретно нужно делать, провал всей операции обеспечен.
Затем Терентьев спустился в свой блиндаж, старательно завесив за собой дверной проем, и, по привычке приложившись к заветной фляжке, снова достал из вещмешка, лежавшего в ящике из-под гранатометных зарядов, маленькую портативную радиостанцию. Пора было начинать действовать…
* * *
Аркан не успел.
Он видел почти весь бой издалека, и, по его оценкам, даже с двумя взводами спецназа здесь ничего нельзя было сделать.
Он не увидел, конечно, подробностей того, как погиб второй взвод, выходивший на связь под позывным "Ворона", на соединение с которым двигались они, "Кукушка". Он лишь наблюдал издалека вздымающиеся в небо клубы огня, дыма и пыли, поднимаемые ежесекундными взрывами в той стороне, откуда пошли в атаку спецназовцы второго взвода.
Но он видел, как погибала застава, а потому мог представить себе, как нашли свою смерть и его друзья.
"Духов" оказалось гораздо больше, чем сообщала разведка. К тому же за неделю блокады бандиты успели профессионально подготовиться – они создали на склонах гор вокруг заставы настоящие укрепления, великолепно оборудовав каждую огневую точку.
Пограничники, ровно в одиннадцать по сигналу командира заставы бросившиеся на склоны при поддержке своих пулеметчиков, были сразу же накрыты шквальным, страшным, смертельным огнем сверху.
Атака захлебнулась в считанные секунды.
Успев покинуть укрытия разгромленной заставы, пограничники оказались на простреливаемой со всех сторон местности и теперь судорожно пытались найти спасение за каждым камнем, в каждой расщелине или яме.
