– Продержитесь еще минут двадцать… Ну мужики, ну минут двадцать, не больше…
– Ты что, бля?! Я не понимаю вас.
– Я понял тебя, "Курица", понял. Как у "Вороны" дела?
– Хреново, – отозвался спецназовец. – Тоже молотят прямой наводкой. У меня, между прочим, боеприпасы на исходе, скоро врукопашную на "духов" пойдем. Девять "трехсотых", черт возьми, и еще один "двухсотый".
– Господи, сколько ж вас там осталось?! – удивленно возопило "Гнездо".
– Сам посчитай.
– Понял тебя, понял. Успокойтесь…
Терентьев был опытный боевой офицер, уже много раз участвовавший и в мелких столкновениях с "духами", и в более крупных операциях. Но еще никогда в жизни ему не было так страшно, как теперь.
Как ни странно, но за себя он боялся сейчас меньше всего. Возможно, сказывалась усталость недельной блокады, возможно, это было следствием того разговора с Игнатенко, когда стало понятно, что обратного пути лично у него, у капитана Терентьева, просто нет. Так или иначе, но почему-то собственная судьба его не волновала.
Сейчас он больше всего боялся за ребят.
Нечто ужасное творилось сейчас на этом участке границы – практически сотню или полторы ребят расстреливали в упор, без жалости и сомнений, а они не имели ни малейшего шанса спастись или дать отпор – силы были слишком неравными. Но самое страшное состояло в том, что капитан не в состоянии был понять позицию штаба.
Гибло столько народа, подвергалась разгрому целая застава, пропадало элитное спецподразделение, а начальство и в ус не дуло. По радио пороли натуральную херню: все решают, высылать помощь или нет! Все думают, видите ли, позволить и дальше расстреливать ребят или все же выручать их всеми силами и средствами, какие только есть в распоряжении штаба!
Осознание того, что где-то не слишком близко от этого страшного места в тихом штабе преспокойно сидят несколько человек в таких же погонах, как и у тебя, и, пререкаясь друг с другом, решают твою судьбу и судьбу твоих подчиненных, – осознание этого было просто невыносимо.
Терентьев снова схватил микрофон:
– Вот что: вы меня заманали! Вы такими темпами целый день будете принимать решение. Давайте срочно "вертушки", пусть идут сюда. Мы тогда сможем головы поднять маленько. Как меня поняли? Срочно высылайте "вертушки"!
– Поняли вас хорошо, Капитан понял, что больше уже не может переносить этот спокойный тон. Он сорвался, зарыдав в микрофон, осыпая проклятиями штабных офицеров:
– Суки вы! Что вы там поняли? Мы уже выдохлись, сдохли! Вы вывезете нас всех отсюда ногами вперед. Но вам же не жить потом! Мы вас из-под земли достанем!..
– Успокойся, капитан.
– Я тебе успокоюсь! Давай быстрее "вертушки", гад! Решайте быстрее!
– Все, "вертушки" сейчас подойдут. Все нормально, успокойся, все нормально… Держись, братва, все будет хорошо, все идет нормально…
– Так где "вертушки"?
– Подходят уже. Обоим вам помогут. Обозначить себя дымами, как поняли? Прием.
– Нечем мне себя обозначать, ясно вам? – отозвался спецназовец.
– Мне тоже, – поддержал десантника Терентьев. – У меня с собой две ракеты есть только.
Обозначусь зеленой, как поняли? Прием.
– Понял.
– И сразу покажу направление, где гранатометчики засели. Как поняли?
– Понял. Ракета зеленого цвета в сторону гранатометов. Как подойдут "вертушки", я команду дам, чтобы обозначать. Держись на связи.
– А что мне делать остается, как не держаться на вашей траханой связи? – огрызнулся капитан. – Я еще и белую дам – в сторону минометов. Как поняли? Прием.
– Понял. При подходе "вертушек", когда услышишь звук, обозначишь себя. Понял меня?
– Да-да. Где же они?
– Сейчас.
– Ну сколько ждать можно? Нам всем отсюда сматываться надо. Всех эвакуировать. Понимаете?
– Да.
– Так где они?
– Подождите. Выясняем.
– Ну сколько же можно? – Терентьев уже не знал, что еще можно сказать штабным, что еще можно выкрикнуть в эту дурацкую радиостанцию, чтобы они поняли там наконец, насколько серьезная сложилась в горах ситуация. – Ребята, вы что себе там думаете?! Вы же нас хороните здесь заживо! Вы нас что, специально подставляете?
– Ну что ты трындишь! – попытался было возмутиться штабной офицер, но Терентьев не дослушал его: сорвав с головы наушники, он стал напряженно прислушиваться. В грохоте продолжающегося боя ему вдруг почудился такой родной, такой долгожданный звук – гул подлетающих "вертушек" огневой поддержки.
Сомнений быть не могло – они гудели где-то совсем рядом. Он просто не видел их пока из-за гор.
Капитан вертел головой во все стороны, не зная, откуда летчики попытаются зайти для огневого удара. Трясущимися от волнения руками он вытащил ракетницу, загнав в нее ракету, и теперь напряженно ждал, в любую секунду готовый показать направление огня своим спасителям.
Наконец он увидел их.
Выскочив из-за гор, вертолеты оказались совсем близко от них, но все же чуть в стороне. Терентьев вытянул руку с ракетницей в сторону склона, на котором засели особо лютовавшие "духи" – гранатометчики, и нажал на спуск.
Прочертив яркую зеленую дугу, ракета упала у самого объекта атаки – лучшего целеуказания для вертолетчиков и придумать было нельзя.
Но… Случилось что-то странное.
Четыре "вертушки", похожие издали на каких-то фантастических летающих крокодилов, одна за другой по очереди зашли на штурмовку. Но бомбили они пустой склон в километре от места боя!
Пыль и огонь, взметнувшиеся в небо после серии взрывов, не оставляли сомнений в том, что одним залпом вертолетчики снесли половину горы, которую они атаковали.
Но это была не та гора!
А дальше произошло нечто совсем необъяснимое – развернувшись, вертолеты набрали скорость и.., скрылись за горами!
Вдалеке постепенно затихал гул их двигателей.
Первыми очухались "духи" – их огонь, прерванный появлением "вертушек", возобновился с новой силой и яростью, добивая остатки того, что называлось погран-отрядом.
Затем пришел в себя офицер-спецназовец, который, наверное, тоже наблюдал столь эффектную атаку с воздуха. В своих наушниках Терентьев отчетливо услышал, как тот коротко бросил:
