Картина третья
Комната в чайном доме, отведенная жонглеру. Бумажные
перегородки. Пол, покрытый соломенными циновками. Никаких украшений, никакой
мебели – только низкий столик, на котором разложены необходимые для трюков
предметы. В углу на скамейке стоит деревянная бадья с водой для умывания.
Неслышимый сидит на полу, низко опустив голову и сложив у лба крест-накрест
замотанные тряпками руки. Он неподвижен.
Сказитель.
Один сидит убийца в убогой конуре.
В душе его бушует отчаянья пожар.
Себя он проклинает за глупый свой порыв.
Все дело загубил он, когда девчонку спас.
Покрыты волдырями ладони у него,
Обожжены все пальцы, беспомощны они.
Кого убьешь руками, в которых проку нет?
Такой позор синоби лишь смертью искупит…
Бьет в барабан.
Неслышимый вскакивает, исполняет пантомиму отчаяния:
беспорядочно мечется по комнате, пытаясь найти способ лишить себя жизни. Хочет
достать что-то из мешка, но руки не слушаются. Берет со столика веревку, но не
может сделать петли. Наконец, валится ничком и молча, беззвучно катается по
полу, бьется головой о циновки.
Сказитель (продолжает):
Но как лишиться жизни, когда калека ты?
Кинжала не достанешь, не заплетешь петли.
Нет участи ужасней, отчаянья черней,
Чем если неспособен ты даже смерть принять.
Неслышимый приподнимается, на коленях ползет к бадье. Ему
пришла в голову мысль: утопиться! Он опускает голову в воду и остается в этой
позе.
Сказитель (продолжает):
Находит ниндзя выход. Честь будет спасена!
Вода в бадье – всего лишь в три суна глубиной,
Но волею железной синоби наделен.
Не кровью, так водою он смоет свой позор!
Сама судьба, как будто Идзуми пожалев,
Казалось бы, отводит уж занесенный меч.
Но кармы столь причудлив непознанный узор!
И часто себя сами мы губим невзначай…
Бьет в барабан.
Голос Идзуми (доносится из-за перегородки). Позвольте мне
войти к вам! Вы слышите меня? Я вас пришла проведать! Могу ли я войти?
Тело Неслышимого начинает сотрясаться в судороге, но он не
меняет позы. Сёдзи раздвигаются. Там на коленях сидит Идзуми.
Сказитель.
Узрев картину эту, подумала она: «Бедняжка!
И умыться не может он без рук!
Не может снять он маски и вынужден вот так,
Лицо свое больное водой сквозь ткань мочить!»
Идзуми, поднявшись, быстро приближается к Неслышимому,
трогает его за плечо. От неожиданности он рывком распрямляется. Маска вся
вымокла, прилипла к лицу.
Идзуми. Позвольте снять с вас маску и вымыть вам лицо.
Клянусь, смотреть не буду, коль это тяжко вам.
Он яростно мотает головой и отодвигается.
Ну хорошо, не стану. Я не за тем пришла… Я так вам
благодарна, что вы спасли Сэн-тян! (Низко кланяется ему.) В саду я онемела от
ужаса совсем и не могла ни слова тогда произнести.
Он неподвижно смотрит на нее. Глаза горят неистовым блеском.
Вы, верно, огорчились, что из-за ваших рук не сможете в
спектакле участие принять? Но от ожогов средство есть верное одно. Мой батюшка
был лекарь. Достался от него мне снадобий и мазей целебных сундучок. Там есть
бальзам чудесный. Способен он за час зарубцевать ожоги и кожу подлечить.
День-два, и к вам вернется вся ловкость ваших рук. Прошу вас только тотчас
последовать за мной.
Она идет к выходу, оглядываясь на Неслышимого. Он смотрит на
нее, но не двигается с места.
Сказитель.
Он верит и не верит. О, чудо из чудес!
Причудливая шутка негодницы Судьбы:
Сам полетел на свечку невинный мотылек.
Сама спасает жертва убийцу своего.
Идзуми застывает на пороге, протянув к Неслышимому руку. Он
начинает приподниматься и тоже замирает.
Комната Идзуми. Сёдзи широко раздвинуты. Неслышимый сидит на
циновке, его руки замотаны белоснежными бинтами. Рядом – Сэн-тян. На столике
угощение.
Сэн-тян сует Неслышимому в прорезь для рта палочки с рисовым
колобком.
Сэн-тян. Какой вы непослушный! Велела госпожа ухаживать за
вами и всё вам подавать. Пока бальзам врачует вам руки, я должна быть вашими
руками. А ну, откройте рот!
Затемнение. Занавес. Поворот сцены.
Картина четвертая
Неслышимый отворачивается.
Сэн-тян. Вы кушать не хотите? Тогда я съем сама.
Съедает колобок, продолжает с набитым ртом:
Давайте я вам плечи и шею разомну. Я госпоже Идзуми так
делаю массаж.
Вскакивает, садится у него за спиной, начинает делать
массаж. Он пытается отодвинуться, но она не отстает.
Для вас я – что хотите! Вы только дайте знать! Раз жизнь мою
спасли вы, я ваша навсегда. И если не поможет бальзам вас исцелить, я заменю
вам руки, я не покину вас! Останетесь у нас вы на иждивеньи жить. Прислуживать
я буду и госпоже, и вам. Куда же вы пойдете – без рук, без языка? А здесь я вас
раздену, одену, накормлю.
Неслышимый содрогается от подобной перспективы.
Добрее нет на свете моей Идзуми-сан, а вас нет благородней.
Чего же мне еще? Какое будет счастье обоим вам служить!.. Но я вас утомила?
Хотите вы прилечь?
На энгаву выходит Идзуми. Она в нарядном кимоно, в руке у
нее веер.
Идзуми. Я вам не помешаю? Пусть действует бальзам, а я пока
продолжу готовить танец свой.
Сэн-тян садится к сямисену. Медленно и старательно, иногда
сбиваясь, аккомпанирует. Идзуми исполняет танец. Неслышимый не отрываясь
смотрит на нее.
Сказитель.
Следит за дивным танцем беспомощный злодей,
Любуясь поневоле движений красотой.
Что общего у танца Идзуми с ремеслом,
Которому синоби жизнь посвятил свою?
Казалось бы, немного. И все же сходство есть.
