Картина третья
Невидимый (продолжает). …И передал заказ бы другому
храбрецу. Исполнен непременно быть должен приговор. Заказчик ни при чем тут. И
жертва ни при чем. Но есть у нас, синоби, священный чести долг.
Законы все людские переступаем мы, исчадиями ада считает нас
молва. Наш путь лежит во мраке, но есть одна звезда, свет коей осеняет
крадущийся наш шаг.
Зачем живет на свете, не знает человек. Придумывает сам он
игрушки для себя. Добро и Зло придумал, Уродство, Красоту, и этими цепями он
сам себя сковал. Но ведомо лишь Будде, что Зло, а что Добро; красивое уродством
становится легко. А истинную ценность имеет лишь одно: раз выбрав Путь, не
сбиться и не свернуть с него.
Синоби Путь – убийство. Вот наше ремесло, в высокий ранг
искусства оно возведено. Всегда будь верен чести. Иди на свет звезды. Кто ты
без чести? Просто убогий душегуб.
Голова Неслышимого клонится все ниже. Наконец он
простирается ниц в знак беспрекословного повиновения.
Ну то-то же. Исполни ты в точности приказ, и слабость тебе
эту прощу я, так и быть. Еще одно заданье. Дракона мне найди. Ты жизнью
отвечаешь за этот талисман…
Подсветка изваяния гаснет. Неслышимый резко распрямляется.
Сидит в неподвижности, в точности напоминая силуэтом Будду.
Сказитель.
Суровыми словами дзёнина устыжён,
Неслышимый их правду всецело сознает.
Зачем он жил на свете? Зачем он сеял смерть?
Зачем без колебаний язык отрезал свой?
К чему всё это было, коль он свернет с Пути?
Такая жизнь и чести, и смысла лишена.
Прожить нельзя без крови акуле или льву.
Нельзя прожить синоби без верности Пути!
Так говорит себе он, крепя ослабший дух.
В борьбе любви и долга последний победил.
Удар в барабан.
Неслышимый вскакивает и застывает, в его руке сверкает
змеиный кинжал.
Затемнение, занавес. Поворот сцены.
Картина четвертая
Сад перед павильоном Идзуми. Ночь. Сёдзи задвинуты, но
внутри горит свет. Виден силуэт гейши, меланхолично перебирающей струны
сямисена. Крадучись, выходит Неслышимый. Останавливается перед энгавой.
Обнажает кинжал. Застывает в неподвижности.
Сказитель.
И той же самой ночью, покорствуя судьбе,
Отправился синоби, чтобы исполнить долг.
Сегодня совершится, что кармой суждено.
Ведь человек невластен судьбы исправить ход.
И все ж, едва увидев знакомый силуэт,
Неслышимый замедлил бесшумные шаги…
Бьет в барабан.
На краю энгавы появляется Сога. Видит Неслышимого с кинжалом
в руке, выхватывает меч и молча, яростно нападает на убийцу.
Следует сцена необычного поединка: он происходит совершенно
беззвучно. Оба противника двигаются, не производя никакого шума. Особенность
фехтовального искусства синоби состоит в том, что он защищается от ударов не
клинком, а стремительными перемещениями, прыжками, подчас даже делает сальто.
Длинный меч Соги все время рассекает пустоту. Свой кинжал Неслышимый вообще
прячет в потаенные ножны, за спину.
Дуэль напоминает акробатический балет или пантомиму:
музыкальным сопровождением является игра Идзуми на сямисене.
Завершается схватка следующим образом: Неслышимый
оказывается около цветущей яблони, уворачивается от очередного удара, и меч
рассекает деревце пополам. Сога невольно оглядывается на падающую яблоньку.
Этого мгновения Неслышимому достаточно, чтобы выхватить кинжал и вонзить его в
грудь ронину. Одновременно с этим музыка обрывается, свет в павильоне гаснет.
Синоби подхватывает тело, будто обнимая его, и медленно
опускает на землю. Оглянувшись на павильон точно так же, как в первом акте
Сога, прячет труп под энгаву. Кинжал снова в ножнах. Потом Неслышимый
поднимается на веранду. Приоткрывает сёдзи, проскальзывает внутрь и задвигает
их за собой. Пауза.
Сказитель негромко, но часто бьет в барабан, имитируя стук
колотящегося сердца.
Голос Идзуми. Кто дышит здесь? Во мраке кто смотрит на меня?
Снова загорается фонарь. Видно силуэты: Идзуми приподнялась
на ложе, над ней стоит Неслышимый. Дальнейшее представляет собой театр теней.
Идзуми. Ах, это ты? Я знала, что ты ко мне придешь!
Неслышимый пятится.
Ну что же ты смутился? Был смел – и оробел? Ты думаешь, тебя
я с презреньем оттолкну? Так знай же, с нетерпеньем тебя я здесь ждала.
Протягивает к нему руки.
Третье митиюки
На ханамити выходит Неслышимый, держа в поднятой руке
фонарь. Зрители впервые видят его лицо, оно бесстрастно. За Неслышимым идет
Идзуми с узлом в руке. Ее лицо, без белил и грима, освещено лучом. Одета она в
простое темное кимоно. Оба застывают.
Идзуми. В любви мне признавались другие столько раз, что
первой мне признанье не стыдно произнесть. Люблю тебя всем сердцем, ты послан
мне судьбой. И, знаешь, все равно мне, уродлив ты иль нет. Ах, глупость я
сказала! Теперь твое лицо мне станет идеалом небесной красоты. Смазливые
мордашки отныне будут мне уродливы казаться, противно и смотреть! Сними скорее
маску! Доверие твое я восприму с восторгом, как драгоценный дар!
Удар барабана. Неслышимый рывком сдирает маску.
Идзуми (в замешательстве). Но нет в тебе изъяна! Прекрасен
ты лицом! Зачем, не понимаю, скрываешь ты его? Безмолвен и прекрасен избранник
милый мой, как месяц в черном небе, как яркая звезда!
Без грима, как без маски, сейчас я пред тобой. Меня ты тоже
видишь такой, какая есть… Давай же поклянемся, что больше никогда не станем
друг от друга мы прятать своих лиц. Я не хочу быть гейшей! С тобою я уйду! Мы
будем просто двое – такие же, как все. Или почти такие… Что нем ты – не беда.
Увидишь, говорлива я буду за двоих. Ах, разве это важно – случится что потом.
Здесь и сейчас, любимый, с тобою вместе мы!
Он простирает к ней руки, она тянет его на ложе. Гаснет
сначала свет в павильоне, а потом и на всей сцене. Тихая музыка.
Занавес.
Сказитель.
В час темный, предрассветный, ушли они вдвоем,
Покинув дом «Янаги», отринув прежний мир.
