Все актеры, даже сама Луантэн, засмеялись. Не развеселились
только двое: Шустров, который с серьезным видом покивал головой, да Фандорин –
ему кривлянье показалось неприятным.
– А вот наша «субретка», Серафимочка Клубникина. Я ее увидел
Сюзанной в «Женитьбе Фигаро» и сразу пригласил в труппу.
Хорошенькая пухлая блондинка присела в быстром книксене.
– А правду говорят, что вы холостой? – спросила она –
чертики в глазах так и запрыгали.
– Да, но скоро собираюсь жениться, – ровно ответил Шустров,
не откликаясь на заигрывание. – Пора уже. Возраст.
Долговязая дама с костлявым лицом, скривив огромный рот,
сказала громким сценическим шепотом (как пишут драматурги, «в сторону»):
– Отбой, Сима. Не по наживке рыба.
– Ксантиппа Петровна Лисицкая – «злодейка», – протянул в ее
сторону длань режиссер. – Так сказать, лиса-интриганка. Раньше выступала в
комическом амплуа, не слишком успешно. Но я открыл ее истинное призвание. Была
у меня отменной леди Макбет, и в «Трех сестрах» очень хороша. Ее Наталья
заставляет публику прямо-таки кипеть от ненависти.
– Жанр детской сказки тоже очень перспективен, – заметил на
это Шустров, следуя какой-то своей внутренней логике. Впрочем, он объяснил: –
Снежная королева из вас может получиться. Страшная, малыши плакать будут.
– Мерси, – поблагодарила «злодейка» и церемонно провела
рукой по волосам – будто нарочно зачесанным так туго, чтобы выставить
несоразмерно большие уши. – Ой, слышите?
Она показала на окно. Там дружно что-то кричали женские
голоса. «Сма-ра-гдов! Сма-ра-гдов!», разобрал Эраст Петрович.
Должно быть, поклонницы – надеются, что их идол выглянет в
окно.
– Что они кричат? – Лисицкая сделала вид, будто
прислушивается. – «Ме-фи-стов»? Ей-богу, «Мефистов»! – И в радостном волнении
повернулась к соседу. – Антон Иванович, московская публика оценила ваш талант!
Ах, вы фантастически исполнили роль шулера!
Фандорин удивился – ослышаться было невозможно.
Тот, к кому обратилась злодейка-интриганка, носатый брюнет с
изломанными кустистыми бровями, сардонически ухмыльнулся.
– Если бы популярность определялась талантом, а не
внешностью, – он метнул недобрый взгляд на Смарагдова, – то и меня караулили бы
у подъезда. Однако как гениально ни сыграй Яго или Клавдия, цветами не осыпят.
Эти удовольствия для бездарей со смазливой мордашкой.
С улыбкой прислушиваясь к крикам, премьер лениво протянул:
– Антон Иваныч, я знаю, вы начинаете входить в роль злодея
прямо с утра, но сегодня спектакля нет, так что возвращайтесь в мир пристойных
людей. Или это уже невозможно?
– Умоляю, не ссорьтесь! – преувеличенно расстроилась
Лисицкая. – Это я виновата! Неправильно расслышала, вот Антоша и обиделся…
– Не расслышали? С вашими-то ушами? – съязвил Смарагдов.
«Злодейка» вспыхнула – стало быть, все-таки страдает из-за
некрасивости, определил Эраст Петрович.
– Товарищи! Друзья! – Со стула поднялся круглолицый человек
в кургузом пиджаке. – Ну перестаньте, право! Вечно мы ругаемся, вонзаем друг в
друга шпильки, а зачем? Ведь театр – это такое хорошее, доброе, красивое дело!
Если не любить друг друга, если все время тянуть одеяло на себя, оно
разорвется!
– Вот суждение человека, которому нельзя заниматься
режиссурой, – сказал на это Штерн, кладя круглолицему руку на плечо. – Сядь,
Вася. А вы все угомонитесь. Видите, Андрей Гордеевич, в каком сумасшедшем доме
я работаю? Так, кто у нас остался? Ну, это, как вы догадались, наш «злодей»
Антон Иванович Мефистов, – довольно небрежно махнул он на брюнета. Ткнул
пальцем в круглолицего. – Это Васенька – наш «простак», поэтому и псевдоним ему
Простаков. К данному амплуа относятся роли верных соратников и симпатичных
недотеп. В «Трех сестрах» он был Тузенбах, в «Гамлете» – Гораций… Вот и вся
труппа.
– А Зоя? – раздался укоризненный голос Альтаирской. Эраст
Петрович не слышал его всего несколько минут, а уже по нему соскучился.
– Меня всегда забывают. Как малозначительную деталь.
Веснушчатая барышня, которая целовала героя Девяткина и от
чувств сжала ему больную руку, произнесла эти слова с наигранной веселостью.
Она была очень мала ростом – побалтывала не достающими до пола ногами.
– Виноват, Зоенька! Меа culpa! – Штерн ударил себя кулаком в
грудь. – Это наша чудесная Зоенька Дурова. Амплуа – «дура», то есть шутиха.
Великолепный талант гротеска, пародии, дуракаваляния, – распинался он,
очевидно, желая компенсировать свою промашку. – А еще она – несравненная
травести. Играет хоть мальчиков, хоть девочек. Представьте себе, я похитил ее
из цирка лилипутов. Она там препотешно представляла обезьяну.
Шустров поглядел на маленькую женщину без интереса и стал
смотреть на Фандорина.
– У лилипутов я считалась переростком, а тут я недоросток. –
Дурова взяла миллионера за рукав, чтобы он снова к ней обернулся. – Такая
судьба – меня вечно или слишком много, или слишком мало. – Она скорчила
жалостную рожицу. – Зато я умею то, чего никто больше не умеет. У меня редкий
слезный дар. Могу плакать не только двумя глазами, но и одним, на выбор.
Правда, в моем амплуа слезы – не более чем средство вызвать смех. – Она
закашлялась – неожиданно хрипло. – Извините, много курю… Полезно, чтобы играть
подростков.
– Вот и вся труппа, – повторил Ной Ноевич, обводя рукой свое
войско. – Так сказать, «вошедшие в ковчег». Господина Фандорина можете не
учитывать. Он кандидат в драмотборщики, но в команду еще не зачислен. Покамест
приглядываемся друг к другу.
А Эраст Петрович, собственно, уже пригляделся. У него
созрели первые предположения и, кажется, обрисовался круг подозреваемых.
Про роковую корзину он уже всё выяснил. Заказана в магазине
«Флора» запиской с приложением пятидесяти рублей. Записка не сохранилась, да в
ней ничего особенного и не было, только указание прицепить карточку
«Божественной Э. А.-Л.». Корзину мальчишка-рассыльный доставил в театр, где она
до конца спектакля простояла за кулисами, в капельдинерской. Проникнуть туда, в
принципе, мог любой человек, даже и снаружи. Однако Эраст Петрович почти не
сомневался, что вчерашнюю мерзость подстроил кто-то из присутствующих. Во
всяком случае, представлялось целесообразным пока не рассеиваться на другие
версии.
Климат в труппе знойный, всякого рода антагонизмов в
избытке, но на роль «змеелова» годились не все.
