* * *
Царский голова и на этот раз сумел перехитрить врагов. Его выступление на заседании государственного совета, на котором впервые присутствовал наследник, и которое должно закончиться крушением неустраняемого, всевластного министра, обернулось его триумфом. Гром победы долетел до ночного неба, до самого Сина — так, по крайней мере, спустя годы сам Набонид признавался своему министру Нур-Сину.
Это было непросто. Пришлось постараться. Загодя посоветоваться с друзьями, приструнить самых крикливых из его недругов — показать им кое-какие копии с глиняных табличек, оглашение которых могло стоить им либо головы, либо состояния, переговорить с высшей военной знатью, состоявшей в основном из халдеев. Этих он вопрошал в лоб — они в самом деле собираются воевать с Лидией? И все это ради амбиций мальчишки, чей нрав уже достаточно хорошо известен в Вавилоне? Они жаждут получить нового Амеля, устроить смуту в государстве, пожертвовать всем, что было накоплено, собрано, упрятано в сокровищницы?
Вояки угрюмо слушали его. Начальник боевых колесниц испытующе спросил Набонида — что же делать? Как справиться с Мидией, ведь столкновение неизбежно.
Царский голова напомнил о возрасте Астиага, сподвижника Навуходоносора, его окружении, которое ни в коем случае не желало видеть на троне Спитама, царского сына, за которым стояли жрецы — последователи Заратуштры, намеревавшиеся ввести единообразие в поклонении главному богу мидян Ахурамазде.
— Но главное…
В этом месте Набонид, несколько раз повторявший Нур-Сину историю тех дней, обязательно вздымал палец к небу, тыкал в зенит и добавлял.
— Главное, уметь дожидаться улыбки Создателя. Если ты прав, она не заставит себя ждать.
Предложение Набонида отправить послом в Мидию сына Набузардана, зарекомендовавшего себя в Лидии и в походе против Пиринду, прошло без возражений. После того, как узел был развязан, сам Нериглиссар, до самого волеизъявления помалкивающий, глухо покашливающий — он в ту пору подцепил где-то простуду и чувствовал себя неважно, — не смог скрыть облегчения. Общее возвышенное чувство единения охватило всех присутствующих, кроме Лабаши и возведенных в чины рабути царских прихлебателей.
Вечером Нур-Син был вызван личные апартаменты Нериглиссара, где царь потребовал от хранителя музея забыть все прошлые обиды, примириться с присутствовавшим при разговоре Лабаши и послужить Вавилону. Нур-Сина и на этот раз щедро наградили. Затем после объятий с Лабаши Нериглиссар добавил, чтобы Нур-Син сразу после празднования Нового года отправлять в путь.
Сказать, что на канал Хубур за своей женушкой Нур-Син отправился в приподнятом настроении, значит, умалить ту радость и надежды, которые взбадривали молодого человека. Компанию ему составили Балату-шариуцур и Хашдайя.
Встретили его, возведенного в сан царского посла с неслыханными почестями и нескрываемым подобострастием. Хашдайя, скривившись при виде посыпания экипажа родственника розовыми лепестками, наблюдая за скачущими вокруг них, распевающими гимны девицами, время от времени провозглашавшими: «Осанна! Осанна!» — спросил у Нур-Сина.
— С чего бы это они так распелись?
Не получив ответа, он вопросительно глянул на Балату. Тот жестом указал, что все правильно, так, мол, и надо.
Чтобы знатная вавилонянка поменьше бросалась в глаза, Луринду в поселении Хубур, где изгнанные из Палестины иври были приставлены к выделке обожженного кирпича, нарядили в одежды бедной вдовицы. Темного цвета верхнее платье было скреплено на плечах и груди медными затворами. Женщина была туго перепоясана, вместе с какой-то пожилой иври она с усилием вращала жернов ручной мельницы. Оторвалась от работы только в ту минуту, когда муж вошел в ворота. Резво поднялась, поклонилась, схватила кумган и полила Нур-Сину на руки, после чего откинула с лица край платка и глянула на мужа полными слез и радости глазами. Нур-Сину очень хотелось привлечь Луринду к себе, однако постеснялся чужих. Только положил руку ей на плечо. Так несколько мгновение они томились друг по другу, пока какой-то курчавый мальчишка, прошмыгнувший возле них, не привел их в чувство.
— Все хорошо, родная. Я за тобой, — шепнул Нур-Син, и далее, как бы не замечая женщину, направился к крыльцу глинобитной хижины, куда вышел невысокого роста, коренастый, с широкой, начинавшейся от висков, седой бородой старик. Голова его была также покрыта шапкой седых, стоявших дыбом волос. Седина его была благородно подбита желтизной. В руках посох, одежды свисали свободно, пояса не было — видно, в тот час Иезекииль предавался досугу. Старик первым поклонился вавилонскому вельможе, пригласил его в дом. Балату в свою очередь занялся Хашдайей.
В просторной глинобитной хижине было сыро и зябко, сказывалось соседствующее с поселением обилие воды. Пахло дымом от многочисленных печей, в которых иври уже третье поколение обжигали кирпичи. Поговорили о том о сем. Иезекииль сообщил, что доволен усердием и скромностью его женщины, и посему она может надеяться, что всякие ее вопросы к Всевышнему не останутся без ответа. Хотя, конечно, Господу по нраву не вопрошающие, а смиренные.
Нур-Син спросил.
— Значит, уважаемый наби, моя женщина получила ответы на свои вопросы?
— Я постарался, благородный. Я не скрывал от нее того, что мне известно, — старик неожиданно прервал речь, потом воскликнул. — Что мы все о серьезном да о серьезном. Гостя, тем более такого желанного, словами не насытишь.
Старик щелкнул пальцами. В комнату поспешили юноши, принесли треугольный стол уставили его едой, затем также молча покинули комнату.
— Угощайтесь, благородный Нур-Син. В Новый год мы празднуем пасху. Праздник этот соединен с освящением опресноков и установлен Господом перед Исходом нашего народа из твердыни Египетской. Вот о чем я хотел попросить вас, благородный Нур-Син. Тексты, которые достались вашей жене от известного своими доблестями Рахима-Подставь спину, слишком ценны для нас, чтобы мы не пытались хотя бы выразить желание владеть ими. Не согласитесь ли вы продать их нашей общине.
— Нет, Иезекииль. Во-первых, это собственность жены, во-вторых, вряд ли она согласится расстаться с ними, по крайней мере, за деньги. Вот что я хочу сказать, уважаемый наби — не будем спешить и подгонять Того, кто создал мир и царствует в нем. Его слово рано или поздно обретет плоть, дойдет до смирных и ищущих, так что не будем насилием, деньгами, греховной торопливостью подгонять предвосхищенное.
— Что ж, этот ответ достоин той славы, которая идет о твоей мудрости, Нур-Син. Когда вы собираетесь в обратный путь?
— Завтра с утра.
— Хорошо. Вас проводят в достойное вашему сану жилище.
Вечером Даниил, оставшись с Иезекиилем наедине, поинтересовался правда ли, что тексты, которые хранила Луринду, написаны рукой Иеремии?
Старец кивнул.
— Я сразу узнал его слог. Эти тексты, безусловно, самая полная запись. Большинство из них начертаны самим Иеремией, а там, где поработали его ученики, остались следы исправлений, сделанные его рукой.
