Нур-Син протянул ему глиняную табличку. Шириктум попытался было отобрать ее, однако Нур-Син предупредил его.
— Не задирайся, декум. Это главный сборщик налогов и писец почты. Он вправе знать, что творится в столице.
— Иври пусть идет… — на этом месте Шириктум запнулся, потом добавил, — куда ему заблагорассудится. Для него у нас нет распоряжений. Он не член совета. А наследник четко распорядился: «Найдете члена совета, не церемоньтесь. Сразу везите в столицу. Времени нет». Я не буду церемониться с тобой, Нур-Син.
— А со мной? — выступил вперед Хашдайя.
— А ты, огрызок Подставь спину вообще помалкивай!
Акиль выступил вперед.
— Перестаньте, на вас смотрят варвары. Господин, наследник действительно просил вас поторопиться. Мы должны помочь вам как можно скорее прибыть в город.
Нур-Син не ответил, глянул прямо в глаза Шириктума. Тот не отвел взор. Хранитель музея продолжал испытывать его взглядом. Наконец тот не выдержал.
— Что ты смотришь на меня. Я только исполняю приказ.
— Жду, когда ты как должно обратишься ко мне. Если не дождусь, буду считать тебя злоумышленником и негодяем.
Шириктум схватился за рукоять меча, однако луббутум тут же схватил его за руку, крепко сжал. Тот, словно приходя в себя, потряс головой потом, не глядя на Нур-Сина, буркнул.
— Господин, поторопись.
— Вот так-то лучше.
В путь они отправились в коляске Балату. Шириктум и Акиль настояли, чтобы ее хозяин и Хашдайя добирались до города самостоятельно, без спешки. Хашдайя даже слушать их не стал — влез в экипаж и устроился напротив Нур-Сина и вцепившейся в него Луринду. Так и покатили.
До Вавилона добрались в хмурый, обещающий дождь полдень. Кортеж, не заворачивая к дому Нур-Сина, проследовал во дворец, где в административном дворе сновали встревоженные молчаливые писцы. Стража — вся поголовно — была мрачнее ночи. Посты были сдвоены, на башнях, во дворах и в парадном зале расхаживали усиленные патрули.
Лабаши лично встретил Нур-Сина. Стоял, покусывал губы. Дублал, выбравшись из повозки, с первого взгляда определил, что повсюду стояли люди Нериглиссара или, может, это уже были люди Лабаши? По крайней мере, в глаза бросилось обилие солдатни из личной эмуку Нериглиссара.
— Люди уже собрались, — сообщил Лабаши. — Ждем тебя.
— Как здоровье царя? — спросил Нур-Син.
— Увидишь. А это кто с тобой?
В этот момент из коляски вылезла Луринду, следом Хашдайя. Нур-Син почуял недоброе, однако представил наследнику супругу. Хашдайя был знаком наследнику.
— Вот и хорошо, что твоя женушка тоже здесь, — повеселел Лабаши. — Ее проводят в мои апартаменты.
— Господин, я бы хотел, чтобы брат доставил мою супругу ко мне домой.
— Успеется, — усмехнулся Лабаши. Стоявший рядом Шириктум голосисто рассмеялся. — Пока она будет под надзором, ты будешь более покладист.
«Вот оно!» — мелькнуло в голове у Нур-Сина. Вот чего он опасался всю дорогу.
— Господин, — попробовал возразить Нур-Син. — Она устала. Мы без перерыва мчались всю дорогу. Ей надо отдохнуть.
— Я же сказал, успеется, — резко осадил его Лабаши.
Он повернулся к Шириктуму и распорядился.
— Отведи госпожу в мои апартаменты.
Хашдайя выступил вперед.
— Я не оставлю сестру.
— Вот и хорошо. Ты и присмотришь за ней, Хашдайя! — ответил наследник.
Когда Луринду отвели в следующий дворцовый двор, Лабаши пристально глянул на Нур-Сина.
— Надеюсь, ты все понял, писец? Проявишь благоразумие, и для тебя все кончится хорошо. Просто отлично. Ведь ты же проявишь благоразумие?
— В чем?
— Скоро узнаешь.
* * *
Тшедушный, молчаливый, похожий на тень, слуга провел хранителя музея на царскую половину. Здесь, в опочивальне Нериглиссара собралась большая часть членов государственного совета. Набонид тоже находился в спальне. Нур-Син начал бочком пробираться к нему. В первый раз ему довелось побывать в комнате, которая считалась самой недоступной для всех, кто служил во дворце. Судя по рассказам Рахима, здесь мало что изменилось. Вот и знаменитые алебастровые вазоны в человеческий рост, которые разбили в ночь мести, когда Амеля пронзили мечом. Удивительно, но Нериглиссар был очень озабочен тем, чтобы восстановить украшение. Теперь их вновь пара. По стенам большие светильники, заправленные наптой. Языки пламени густо чадили, может, поэтому в опочивальне было темно и нестерпимо душно.
Правитель лежал на ложе, на котором когда-то истек кровью несчастный сын Навуходоносора. Нур-Син не испытывал к нему жалости, Амель не задумываясь обратил бы его, Нур-Сина, в пыль под ногами, однако жуткое ощущение истории, рокового порядка, которым следуют поступки богов и людей, охватило его. Это было давящее жутковатое чувство. Кем он был в этом кровавом потопе? Капелькой времени, камешком на дне потока, поглощенной водоворотом щепочкой?
Нур-Син вновь взглянул на царя.
Царь был в сознании. Его укрыли льняными простынями, ему было трудно, он тяжело дышал, на лбу постоянно выступала испарина. Лекари то и дело вытирали Нериглиссару лицо и все равно на лице, словно приклеенная, стыла странная, с приварком обиды, жалкая усмешка. Он смотрел на столпившихся по обе стороны от входа высших сановников, главных жрецов, владык канцелярий. Все жались к стенам, никто не решался подойти ближе.
Нур-Син, добравшись наконец до затерявшегося в толпе Набонида, вопросительно глянул на него. Царский голова криво усмехнулся, потом едва слышно шепнул.
— Соглашайся. Со всем, что будут требовать, соглашайся.
— Лабаши взял в заложники Луринду, — также тихо, стараясь не двигать губами, ответил Нур-Син.
— Тем более соглашайся.
Нериглиссар жестом подозвал слуг, приказал помочь ему сесть на постели. Те сразу засуетились, приподняли царя, подсунули ему подушки.
— Слушайте, — начал царь. — Не знаю, в чем я провинился перед богами, но нам следует поразмыслить над благом Вавилона. Именно сейчас, в трудную минуту. Не обо мне печальтесь, но о величии города. Вот для чего я собрал вас. Нельзя допустить, чтобы с моей смертью в городе восторжествовала смута. Власть должна быть незыблема. С этой целью я призываю вас поклясться великим Мардуком, что все вы будете верны моему наследнику Лабаши-Мардуку и в том присягнете сейчас, здесь. Документ будет основанием для того, чтобы главный жрец храма дозволил ему прикоснуться к руке Мардука. Все вы должны признать его законным правителем. Если мне суждено уйти к судьбе, я должен быть спокоен, что никто не станет чинить ему препятствий, и следующий год будет назван первым годом царствования Лабаши-Мардука.
Царь замолчал, откинул голову, начал дышать тяжело, с каким-то жутким, скребущим присвистом. От этого нудного, режущего по ушам зова, с которым к царю Вавилона подбирался незримый посланник нижнего мира Намтар, у Нур-Сина мурашки побежали по телу.
