Все эти тревоги не могло оборвать разом и напрочь даже известие о победе под Каркемишем, тем более, что в распространяемом сообщении говорилось всего лишь о поражении египтян. Глашатаи на рынках и в кварталах кару
[87]
именно в такой форме выкрикивали новость — мол, боги наказали врага позором. И никаких подробностей. Подобное объявление вряд ли могло кого-нибудь убедить в истинности «позора». Когда же известие о великолепной, неслыханной победе подтвердилось, когда свои и иноземные купцы донесли, что вся Сирия, как по команде, легла у ног Навуходоносора, город взорвался от радости. Старик-защитник Набополасар, уже совсем больной, лично принял участие в грандиозном жертвоприношении по случаю победы, выделил из царских сокровищ множество козлят и ягнят, а также белых быков. Торжества длились до конца месяца ду'узу, захватили и часть следующего месяца абу. Даже смерть царя, опечалившая сердца, не отозвалась в сердцах горожан мрачными предчувствиями. Отчаяния по случаю потери его царственности не было, ощущения беззащитности тоже. Его похоронили даже с какой-то светлой, улыбчивой грустью, — спи, отец народа, ты славно потрудился на благо отечества. В твое правление вознесены были боги небес и земли. Старики танцевали, юноши пели, женщины и девицы радостно выполняли женское дело и наслаждались объятьями. Обильно рождались сыновья и дочери, роды были удачны. Тех, кого тяжесть пороков обрекла на гибель, ты, отец-защитник, спас. Освободил тех, кто был несправедливо ввергнут в узилища. Тот, кто много дней болел, выздоравливал. Голодные насытились, жаждущие утолили жажду, нагие облеклись в одежды… Спи Набополасар, у тебя теперь достойный наследник… Его царственность распростерлась над священным городом, как крылья Мардука.
Блаженствуй, Вавилон!..
Набополасара уложили в роскошный саркофаг из лазурита, украшенного золотом и серебром, снабдили всем необходимым в подземном мире, и многие, очень многие в тот печальный день поклялись не забывать его имя и поминать наряду со своими предками. Разве честному человеку жалко поделиться головкой чеснока или лука, наполнить миску бобами и налить кружку темного пива, старику, освободившему их от ужаса перед Ашшуром!
Темнело быстро, но еще быстрее по улицам, к Этеменанки и Эсагиле, на улицу «Приносящему радость своей стране» сбегался народ. Скоро жители запрудили нарядную Айбуршабум — широкий проспект, застроенный по правую сторону дворцами знати, по левую невысокой нарядной, выложенную голубыми изразцами стеной, за которой располагалась вавилонская башня. Ворота царского дворца уже были закрыты. В пределах цитадели вдруг заметались отблески огня. Видно, часовые из числа отборных, охранявших старого царя, наконец заметили факелы, услышали вопли и ликующие выкрики все прибывающей толпы. Сам начальник дворцовой стражи взобрался на башню, в стене которой была укреплена правая медная створка ворот, принялся грозить горожанам наказанием, потребовал немедленно разойтись, однако, услышав от возбужденных жителей о приближении наследного принца, потерял дар речи. Тут же к воротам добрались Рахим-Подставь спину и Иддин-Набу и начали требовать, чтобы ворота были распахнуты и выстроен караул. Начальник стражи крикнул сверху, чем они могут подтвердить свои слова. Тогда жители осветили их лица факелами, стражи у ворот подтвердили — точно, господин, эти из отборных царевича. В этот момент подоспел Набузардан и крикнул.
— Ты что, не узнаешь меня, Балату?
Начальник дворцовой стражи поспешил с башни вниз.
И пропал.
Скоро к воротам подоспела основная группа во главе с Навуходоносором. Толпа вместе со стражей, стоявшей внизу у ворот, принялись колотить в медные створки. Наконец они медленно раздвинулись. Во внутреннем дворе уже собралось большинство царских чиновников, проживавших на первом дворе. Одеты они были на скорую руку, кое-кто в домашних туфлях выскочил. Впереди толпы стояли оба брата Навуходоносора, а также «владыка приказа» начальник царской канцелярии, старенький Мардук-Ишкуни, и писец-хранитель документов с печатью. Лица у всех были растерянные, никто не ждал царевича так скоро.
Как только ворота дворца закрылись за караваном, Навуходоносор подозвал начальника стражи и приказал удвоить посты во дворце. С этой целью можно было использовать прибывших с ним людей.
Начальник стражи, услышав приказ, было замялся, потом сказал, что после смерти великого Набополасара согласно его распоряжению только Мардук-Ишкуни и царевич Набушумулишир имели право отдавать ему приказания.
— Они возражать не будут, — ответил ему Навуходоносор и, повернувшись к брату, спросил. — Так как?
В это время Набузардан встал позади начальника дворцовой стражи, громогласно прочистил горло. Солдаты, прибывшие вместе с царевичем, как было расписано во время последней ночевки, тут же взяли под охрану царскую сокровищницу, дом стражи, все ворота из двора в двор. Шаник-зеру повел свой пятидесяток на стены и башни.
— Что ты, брат! — восторженно ответил Навуходоносору младший, Набуушабшу. — Это твой дворец, твой город!
— Да, — кивнул Навуходоносор, — это мой дворец, мой город. И страна моя! Ты понял, начальник стражи?
Тот поклонился.
— Да, господин.
Как только караулы были расставлены, знатные, толпой окружившие наследного принца, куда входили верхушка городского совета, успевшая прибыть во дворец, военачальники и высшие писцы, служившие Набополасару, направились к могиле старика-защитника. Набополасар был похоронен на парадном дворе в богатом саркофаге, тело было набальзамировано воском, обмазано асфальтом. Затем — к тому моменту Навуходоносор уже уверенно повелевал окружающими — наследный принц уединился с Мардук-Ишкуни. Тот поведал ему, что всеми силами крепился против настойчивых требований главных жрецов и кое-кого из городского совета немедленно назначить временного правителя.
— Я хранил это место для тебя, Набу-Защити трон, — сказал старик. Такова была воля моего господина. Учти, все присутствующие при его кончине дали клятву поклониться твоей царственности… Таблички с отпечатками их ногтей хранятся в надежном месте.
Он замолчал. Царевич тоже. Невысказанная мысль витала в воздухе. Первым произнес имя, о котором подумали оба, Мардук-Ишкуни. Он вздохнул и сказал.
— Да, твой брат… Мне настойчиво подсказывали это имя. Не наперекор тебе, а только в качестве временного исполнителя воли богов. До твоего возвращения. Сам он был осторожен, ни разу не обмолвился о необходимости наделения его властью… — он помолчал, потом добавил. — Как видишь, я уже одной ногой в царстве Эрешкигаль. Если бы я не в срок ушел к судьбе, они бы добились своего.
