Наши барахольщики, в отличие от англичан, вели себя так, будто их то и гляди схватят за руку. Они постоянно озирались, и, чтобы не привлекать внимание патруля, матерились негромко, вполголоса. Правда, подъезжали они к Бранденбургским воротам и отоваривались под стать американцам – ковры, картины, сервизы увозили на «студебеккерах» и «полуторках».
Однажды я застал майора, который с помощью двух солдат волок к грузовику громадную хрустальную люстру.
На кой черт она ему понадобилась?! Где он собирался повесить это двухметровое чудовище? В сохранившейся в тылу коммуналке или частном домишке, построенном перед войной? А может, в деревенской избе, откуда ушел по призыву?..»
« …через несколько дней после приезда меня вызвали в Карлсхорст, где в особом отделе под расписку познакомили с приказом Верховноначальствующего Советской военной администрации в Германии (он же Верховный главнокомандующий Группой советских войск в Германии) маршала Г. К. Жукова, который обращал внимание военнослужащих на позорящие честь Красной Армии поступки, совершенные «в районе Бранденбургских ворот». В приказе были указаны фамилии и воинские звания офицеров, занимавшихся спекуляцией, – вплоть до подполковника. В заключительной части Жуков всех разжаловал до рядовых и распорядился отдать под суд».
« …до сих пор не могу понять, с какой целью служака из ведомства Серова с полковничьими погонами на плечах заставил меня расписаться под этим приказом? Зачем надо было устно предупреждать, будто это распоряжение касается «всех без исключения», и чтобы я, даже «исходя из служебных надобностей» – отправляясь, предположим, на встречу со своими связниками из «гитлерюгенда», – не забывал, что меня может задержать патруль и доставить в ближайшую советскую комендатуру.
Такое глубокое понимание азов оперативной работы настораживало – не поменялись ли профессионалы и чинодралы местами?
« …Николай Михайлович, ответьте – зачем этот подполковник пугал меня? Почему кто‑то, помимо моего непосредственного начальника, должен указывать мне, где и чем заниматься в Берлине и каким образом, оказавшись в личине бывшего капитана вермахта Алекса–Еско фон Шееля, я должен соответствовать моральному облику офицера Красной Армии».
« …но вернемся к неожиданной встрече».
« …прокрутить в памяти события и документы ближайших лет было делом нескольких секунд, тем более что право на ошибку было у нас обоих. Я перебрал в памяти ориентировки Алекса, в которых сообщались данные о его сослуживцах из Пенемюнде и
Heereswaffenamt (HWaA)– Управления вооружения вермахта, куда мне тоже приходилось захаживать по служебным надобностям, – там упоминался некто Радке, – и решил рискнуть.
— Хайнц, ты ли это?! – я дружески шлепнул незнакомца по плечу.
Тот скривился от боли.
— Ранение, – пояснил он. – После того как мы исполнили долг перед фюрером, меня направили на фронт. Как поживаешь, Алекс? Судя по виду, тебе тоже пришлось хлебнуть досыта. Когда мы виделись в последний раз?
Вопрос скользкий, но я вновь рискнул.
И не прогадал. Как учил меня главный куратор этой авантюры, разведчика красит инициатива.
— Насколько я помню, в августе сорок четвертого.
— Точно, – обрадовался Радке. – Сколько лет прошло с того памятного момента!
— Каких лет? О чем ты говоришь, Хайнц! Веков! Нас угораздило очутиться в самом мрачном германском средневековье.
Мы разговорились и так с разговорами добрались до пивной на Агамемнонштрассе.
Этот Радке мне сразу понравился. Судя по рассказу Еско, его отличали не только верность фюреру и присяге, но, прежде всего, практический подход к выполнению любого самого трудного задания – главное «не переусердствовать».
— Мне повезло, – признался Радке. – Жена и дети живы. Бедствуем, конечно, но существуем. Как твоя невеста?
— Стала женой.
— Поздравляю. Вид у тебя, конечно не миллионерский, но все‑таки. Что ты делаешь в Восточном Берлине? Живешь здесь?
Я ответил не сразу. Глянул влево, вправо. Вроде чисто, да и Радке не был похож на провокатора.
— Не поверишь, Хайнц, прячусь! Едва успел унести ноги из английской зоны, где меня как военного преступника едва не засадили в лагерь для военнопленных. Теперь, как видишь, отсиживаюсь у красных.
— Какой же ты преступник?!
— А дочь господина Майендорфа, которую я взял в жены? А известный тебе курорт на Балтийском море, где всем заправлял Дорнбергер, или наш отдел, в котором занимались реактивными пукалками. Если хорошенько поскрести, у меня отыщется столько грехов, что я вполне потяну на виселицу. По крайней мере, так заявили знающие люди. Отягчающим довеском для тех, кто заседает в комиссии по денацификации, может оказаться мой счет в женевском банке.
— Чудеса! Многие сломя голову мчатся спасаться в западные зоны, а ты вернулся к красным.
Я развел руками
— Красные меня пока не трогают, а там, – я указал в сторону запада, – мое состояние до сих пор кое–кому не дает покоя. Впрочем, я не собираюсь здесь долго рассиживаться… Ты‑то как? Расскажи о себе.
— Моя история еще чуднее. Помнишь, как мы с тобой спасали фюрера от отъявленных заговорщиков?
Я кивнул.
— В благодарность меня тут же отправили на фронт, как, впрочем, и половину личного состава нашего отдела Я ничего не имел против фронта, но в начале сорок пятого его как такового уже не существовало. Фронт окончательно развалился, и, не поверишь, виноватым оказался я.
Он глотнул пива.
— В Бреслау меня назначили начальником штаба сводной гренадерской дивизии. Я пытался возразить – какой из технаря начальник штаба, однако мне приказали заткнуться. Присвоили звание оберст–лейтенанта * (сноска: подполковник) и направили в какой‑то Йозефштадт, самый захудалый городишко в Силезии, помочь командиру дивизии, какому‑то отставному оберсту, организовать на подступах к этому населенному пункту несокрушимую оборону.
Личный состав был из местных жителей – точнее, дряхлых стариков. Ни боеприпасов, ни горючего, ни тяжелого вооружения кроме гранат для фауст–патронов. Этих гранат у нас были горы, но беда в том, что самих пукалок было раз–два и обчелся. Кроме того, применять это оружие имеет смысл на закрытой территории или в городе, а на открытом пространстве, да если тебе под семьдесят и ты несколько часов сидишь окопе зимой на свежем воздухе, попробуй попади в надвигающуюся русскую громадину.
Одним словом, полная ерунда…
Командир дивизии отправился в Бреслау за разъяснениями, а я дал приказ «спрямить линию фронта» и отойти к городу. Укрыться за постройками. Местный крайсляйтер счел этот приказ предательством и прислал команду эсэсовцев. Не стану рассказывать, как мои старики отбили меня у этих мерзавцев, которые первыми дали деру, как только заслышали грохот советских танков.