Лютая сеча со свеями не прошла для родичей даром, научила через кровь уму-разуму, показала, что мечи под лавками да в сараях прятать нельзя. На то они и мечи, чтоб держать их под рукой наготове, точить и смазывать жирным салом.
Два жарких лета сменили морены-зимы, как ушел род от Илень-реки, от страшных железом свеев и жадного князя Добружа с его постоянной данью. Многое уже миновало, остались позади первые трудности. И обстроились, и палево выжгли под пашни, и обжились в этих глухих лесах, где зимы суровее, лето короче, а небесная твердь спускается к земле ниже. Серые тучи мало что не цепляют за макушки высоких сосен. Кажется, заберись на такое дерево, протяни руку, и можно поймать тучу за лохматый хвост, стащить вниз. По первому времени многие парни-ухари пытались, но, видимо, не те выбирали деревья, не достали до неба. Старики потом рассудили, хорошо, что не достали. А то боги увидели, рассердились бы. Старейшины впредь запретили молодым без нужды лазить к тучам, чтоб не вышло беды.
Загадочный, изобильный край Белоземье поличи не нашли, устали в дороге. Но и здесь, на Лаге-реке, оказалось неплохо жить. Пушных и мясных зверей в избытке, рыбы – правило-весло торчком встает, лес – полная чаша. Богатые земли. Родичи уже два раза сплавлялись по рекам на перекат, где, по обычаю, останавливались булгарские гости, скупавшие за звонкое серебро пушнину и прочую всячину. Хорошо наторговали родичи, с выгодой сбыли свои товары.
Нет, жаловаться нечего, щедрые земли подарили им боги взамен оставленных. А самое главное, нет больше ни свеев, ни князя Добружа. Теперь Кутря князь. Сами себе хозяева в новых угодьях, так-то!
Две весны назад Сельга родила сына. Назвали его Любеней, любый, значит. Мальчишка удался ласковый, круглощекий от постоянных улыбок, одинаково льнул и к ней, и к отцу Кутре, и к старой Мотре. Но чтоб кто-то с ним был – это непременно. Иначе – крик. Малый еще, а нрав показывает, как большой. Несгибаемый будет, это уже видно, подмечала, глядя на него, Сельга. И то сказать, богиня Мокошь при рождении каждого не только судьбу ему отмеряет, но нити для всякого прядет из разных цветов. Разный цвет – разный норов. Но нечего гневить богов жалобами, первенец рос здоровым, крепким, звонкий его голосок журчал в избе, как лесной ручеек…
Хорошо жили… Все так.
И все равно что-то щемило ее иногда. И дело даже не в том, что видела она впереди, предчувствовала новые напасти и другие, еще более тяжкие испытания для родичей, словно темную тучу, наползающую издалека. Не это главное, хотя и от этого оставалась тревожная заноза в сердце. Если подумать, беды, испытания – всегда так было, и так будет впредь, это и называется жизнь, по-иному и не бывает… Другой вопрос занимал теперь все ее мысли.
Последнее время, глядя на копошащегося с чурочками Любеню, радуясь его веселой, гукающей несмышлености, стала вдруг Сельга задумываться: зачем живет человек? Зачем он приходит в Явь, трудно приходит, через кровь и мучения матери? Зачем страдает голодом-холодом, тяжко добывает себе хлеб и пиво? Зачем болеет от происков злобного Хворста, томится желаниями многими, осуществить которые не хватает его слабых сил? Для чего это все?
Конечно, сказали бы многие родичи, человек для рода живет. Чего тут непонятного? Так ему предначертано богами, чтобы жить, плодиться, продолжать себя в детях, внуках и правнуках, продолжать свой род от лета до лета. Если не будет этого, кто будет славить богов, кто будет приносить им жертвы и тешить их восхвалениями? Для того боги и создали людей в Яви, чтобы те их тешили, выполняли волю и почитали законы Прави…
Так сказал бы любой из родичей, и мать Мотря, и муж Кутря – они тоже бы подтвердили…
И это все так. Только мало. Чувствовала она, мало ей стало подобных простых ответов. Недостаточно их, не так все просто, как рисуют себе тугодумные родичи. Больше нужно понять, много больше…
Пыталась и не могла. И только чувствовала, что ответ где-то рядом, ходит неторопливо, как ходит на глубине длинноусый сом. Шевелит плавниками, а в руки никак не дается. Видишь его, но смотришь сквозь воду, искажающую взгляд своим течением, и толком не поймешь, где ловить…
Ответ пришел к ней однажды утром. Едва-едва рассвело, златоликий Хорс еще не начал дневной путь по небу, но все вокруг уже ждало его пробуждения. Сельга вышла из избы, вдохнула свежего, бодрящего воздуха с привкусом первых заморозков, и тут ее словно по голове ударило. Так бывает, когда среди ночной тьмы падает с неба огненная стрела Перуна, озаряя вдруг все вокруг, так что становится видно до последней травинки. Мысли, что беспорядочно бродили в голове опарой теста, вдруг стали ясными и прозрачными, выстроившись в черед одна за другой.
Она поняла!
Зачем живет человек в Яви? Для того живет, для того создали его боги, чтобы познать ее всю до донышка! Ибо всеведению богов тоже существуют пределы. Вот и создали они человека, чтобы он эти пределы для них расширил. Потому и живут люди тяжко, сложно, чтобы через эту сложность понять всю извилистую высоту Мирового Древа, постигнуть ее не только умом, но и духом в ней раствориться…
Да, все так! Все правильно! Не раба, глупого и глухого, творил Сварог, Хозяин Огня Небесного, в лице человеческом. Помощника себе творил. Со своим разумом, со своей волей и своими, отличными от других, стремлениями. Потому что только тот, у кого есть разум и воля, может стать богам другом и помощником. А дело человека – понять это, осознать свой путь и следовать ему, что бы вокруг ни случалось…
От этой кристальной ясности ей сразу стало легко и радостно. Словно ноша свалилась с плеч после долгого перехода. Сельга полной грудью вдохнула бодрящий утренний воздух, обвела взглядом еще темную стену леса за частоколом села, которую щедрая, красивая осень уже испятнала желтыми и красными красками. Гуляка-ветер, налетев тихим внезапным порывом, охладил разгоряченные щеки, шевельнул подол, погладил неприбранную волну волос. Показалось, словно прошептал в самые уши: «Молодец, девонька, все так, все истинно…» Значит, боги, своими неслышимыми, но всепроникающими голосами ответили ей, одобрили ее мысли…
Сельга покачала в ответ головой, засмеялась тихо и пошла назад в избу, в обжитое тепло, легко ступая босыми ногами по зябкому земляному полу…
