В сумраке войлочной юрты густо воняло тухлятиной, мокрой шерстью, прогорклым жиром, человеческим потом и еще множеством составляющих, непереносимых для привыкшего к свежему воздуху Найла. В центре, на основательно драном коричневом ковре, между маленьким круглым щитом и кривым мечом в потертых кожаных ножнах, сидел перед большим медным казаном скуластый, длинноусый мужчина в засаленном халате и лисьем малахае и любовно облизывал толстые короткие пальцы.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что именно так и выглядел великий Чингисхан? — усмехнулся Найл.
— Как он выглядел на самом деле, современная наука не знает, — покровительственно сообщил хозяин юрты, почесывая под мышкой.
— «Современная наука» не знает даже того, как сделать новое стекло взамен разбитого, — грубовато ответил правитель города. — Не существует современной науки, Стииг, нету!
— Ты не прав, — покачал головой Стигмастер, засучил рукав, по локоть запустил руку в казан и вскоре поймал большой кусок мяса с двумя торчащими в стороны обломками костей. — Будешь?
Найла передернуло.
— Ну, как хочешь. — Стииг смачно впился зубами в кусок, с которого на халат текли струйки бульона, но продолжал говорить чистым, ясным голосом: — Наука существует, она продолжает обогащаться благодаря всем тем данным, которые передаю я, благодаря твоим, неизвестным ранее, способностям, благодаря…
— Ага. Но это там, на звездах, — перебил его Найл. — А мы тут как были дикарями, так и остаемся… Слушай, да убери ты все это! Задохнуться ведь можно!
Монгол вытер руки о халат, щелкнул пальцами, и юрта исчезла. Найл стоял посреди серой площадки, уставленной различными агрегатами, а за куполом из силового поля расстилался город пауков: ровный круг жухлой травы вокруг Белой Башни, по краю которого тянулась пыльная дорога, а дальше — развалины, развалины, развалины. Выше четвертого этажа сохранилось от силы пять домов. Впрочем, в этих архитектурных пеньках уцелело так много приличного жилья, что, даже свободно расселившись, люди заняли не больше трети, и целые кварталы пустовали на протяжении веков.
— Стииг, — правитель города указал на двухэтажную развалину, — сколько этажей было в этом доме?
— Двадцать пять. — Старец в длинной рясе возник рядом и погладил седую окладистую бороду. — Небоскребом не назовешь.
— Великая Богиня! Сколько же здесь жило народу?
— Не так уж и много… — Старец покосился на гостя. — Ты не хочешь воспользоваться умиротворяющей машиной?
— У меня нет времени.
— Ты слишком нервничаешь.
— А разве ты не знаешь, что происходит в городе? Сюда вот-вот придут захватчики!
— Знаю, — кивнул Стииг, — списал данные сегодня ночью.
— Так это ты мне весь сон испортил?!
— Что поделать, — пожал плечами старик, — бодрствующий мозг практически не отдает информации.
— Ладно, — махнул рукой Найл, — списал так списал. Зато тебе все известно. Мне нужен твой совет.
— Ляг в умиротворяющую машину.
— Что? — не понял правитель.
— Ты просил совета? — Стииг с нарочитой неторопливостью подошел к стене и выглянул наружу. — Мой совет таков: воспользуйся умиротворяющей машиной.
— Речь идет о жизни тысяч людей, а ты…
— … А я вижу, что ты слишком нервничаешь и не способен адекватно воспринимать факты и предложения, не способен корректно формулировать вопросы. Тебе хочется куда-то мчаться, что-то делать, все равно что. Это не принесет никакой пользы. — Послышалось тихое чмоканье, и бирюзовый куб слева раскрылся, выдвинув узкое ложе. — Перестань понапрасну бегать по кругу. Ляг сюда. Ты ведь знаешь, как она работает.
Найла действительно обуревала жажда деятельности, он стремился бежать, спасать, выручать, но… Но не знал, как.
— Только ненадолго, — смирился правитель и опустился на ложе.
Тело обволокло нежным, ласковым теплом, снимающим напряжение и расслабляющим мышцы. Найл мгновенно заснул, но тем не менее ощутил, как в мозгу появилась точка чистого белого света. Она разрасталась, превращаясь в пятнышко, в круг, захватывая в свою власть сперва голову, потом плечи, грудь, руки — и так до тех пор, пока в белом свете не оказался весь человек. В этом чистом круге не было места грусти и страху, боли и усталости, а потому правитель сладко потянулся, повернулся набок и открыл глаза.
— Ну как? — ласково осведомился Стигмастер.
— Пожалуй, ты был прав, — улыбнулся Найл.
— Тогда прошу к столу, — сделал приглашающий жест старец.
Купол исчез. Найл и Стигмастер, на голове которого появилась маленькая войлочная шапочка, а ряса стала красной, оказались в большой, высокой комнате с лепным потолком, затянутыми нежно-зеленым шелком стенами, наборным паркетом и двумя окнами, задернутыми тяжелыми шторами. В простенке помещалось закрытое бюро с массивными бронзовыми настольными часами, а рядом — дубовый стол с резными ножками, возле которого стояли два стула, обтянутых той же тканью, что и стены. Явным диссонансом в средневековом убранстве выглядел синтезатор пищи, наполовину выпирающий из резных дверей.
Увы, голограмма Стиига не могла подать гостю угощения.
Найл заказал себе тройную порцию фруктового мороженого — синтезатор сразу исчез — и сел за стол.
— Итак, давай разбираться, — начал Стигмастер. — Чего ты, собственно, хочешь?
— Спасти город от гибели… — Странновато было произносить такие слова, сидя за вазочкой с мороженым.
— А кто тебе сказал, что он погибнет? — развел руками Стииг. — Едва ли не каждый город, существовавший на нашей планете, по многу раз переходил из рук в руки, порою оказывался разрушен до основания, но впоследствии почти все успешно возрождались. Вряд ли исчезнет и этот.
— Сюда придут варвары, самые настоящие дикари. Они будут зверствовать, насиловать, убивать, играть в карты.
— Не верю, — покачал головой старик. — Убивают обычно тех, кто сопротивляется насилию. Люди этого города жили рабами больше пятисот лет. Разве они способны сопротивляться? Они встретят новых хозяев на коленях и в худшем случае просто получат пару раз по физиономии.
— А насилуют тоже только тех, кто сопротивляется? — попытался съехидничать Найл.
— В течение последних двухсот лет, — невозмутимо продолжал Стигмастер, — за самовольную интимную связь им полагалась смертная казнь. Женщины спаривались по приказу хозяев с теми, с кем приказывали. Если пришельцы прикажут вступать в связь с собой, это вряд ли вызовет даже удивление.
— Тебя послушать, так после падения города ничего вообще не изменится!
— Изменится. После сорока лет люди не будут отправляться в Счастливый Край.
— Постой, — вскинул руки Найл, — но ведь вот уж больше года, как все стали свободными людьми!
