Книга Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник, страница 29. Автор книги Юрий Вяземский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник»

Cтраница 29

Так что, насытившись подарками и напитавшись утехами, Гостия, извинившись перед своими благодетелями и самым сладострастным и богатым из них пообещав в скором времени еще более пылкое и радостное продолжение, возвращалась к сутулому импотенту. А тот, дрожа от восторга, разражался новыми элегиями, в которых превозносил красоту Кинфии, клялся в верности, прославлял свое рабство, воспевал свой триумф, блаженство, бессмертие…


Есть, значит, Музы еще и мил Аполлону влюбленный:

Дали они мне тебя, Кинфия, счастье мое!..

Если захочет она дарить мне такие же ночи,

Год я единый сочту равным всей жизни моей;

Ежели много их даст, то стану тогда я бессмертным:

Каждого ночью одной в бога она превратит…

XXIV. Кузнечик, посещая Проперция, — продолжал Вардий, — с любопытством наблюдал за его поведением, изучал его элегии. И когда не было рядом других членов амории — Басса или Понтика, Тулла или Пета — и они с Секстом оставались наедине, задавал вопросы. Однажды спросил: «Она тебе изменяла, изменяет и будет изменять. А ты страдаешь и терпишь. Зачем?»

«Затем, — виновато ответил Проперций, — что истинная возлюбленная не может быть верной. Если не будет измен, расставаний, страданий, не будет радости примирения, восторга прощения, торжества над соперником, блаженства новой любви».

В другой раз Кузнечик спросил: «А почему ты ей не попробуешь изменить?»

Проперций, в пересказе Кузнечика — а тот обычно очень точно пересказывал — отвечал грустно и сбивчиво:

«Пробовал. Уходил к другим. Те тоже мне изменяли. Зачем уходить? Венера — одна. Амур — один. И женщина должна быть одной. Любовь то сладостна, то мучительна, то приходит, то уходит. Зачем метаться? Люби одну и мучайся-наслаждайся с ней до конца своих дней».

XXV. Когда же от Кузнечика сбежала к отцу Гекфемина, его первая жена, Пелигн попросил поэта: «Познакомь меня со своей Кинфией».

«С удовольствием», — ответил Проперций, достал дощечку и собирался прочесть новую элегию, которую только что сочинил и еще никому не читал.

«Да нет, с Гостией, а не с этой, что у тебя в стихах. Очень хочется на нее посмотреть», — сказал Кузнечик.

«С Гостией?! — радостно встрепенулся Проперций, отбрасывая в сторону дощечку. — Ты хочешь ее видеть?! Давай прямо сейчас к ней отправимся!»

Пошли на Квиринал. Гостия их приняла. Как выглядела? Привлекательно выглядела, несмотря на возраст (тридцать пять — не пятнадцать!). Я потом её несколько раз встречал на празднествах и готов подтвердить: свежей и соблазнительной была особой…

Пили сначала пятилетнее каленское винно. Проперций читал свои новые элегии. Кузнечик разбавлял вино, Гостия и Секст не смешивали.

Затем, быстро охмелев, Проперций перестал читать стихи, до пояса раздел Гостию, уткнулся ей головой между грудей и оттуда велел мальчику-виночерпию подать молодого минтурнского вина, а Кузнечика попросил почитать что-нибудь «игривое». Кузнечик стал читать из своего любимого Катулла.

Но читал недолго, потому что Проперций скоро заснул и стал похрапывать. Гостия бережно вынула его голову из своей груди, осторожно уложила на ложе, взмахом руки отослала мальчишку, явившегося с кратером минтурнского, и, перебравшись на ложе к Кузнечику, внимательно его разглядывая, спросила:

«Ты тоже поэт?»

«Нет, не поэт», — ответил Кузнечик.

Гостия еще придирчивее его осмотрела и спросила:

«Но ты друг Сексту?»

«Мне хотелось бы быть его другом», — скромно ответил Кузнечик.

Гостия понимающе улыбнулась и строго сказала:

«Эту честь надо заслужить — честь называться другом великого поэта».

«Постараюсь», — вздохнул Кузнечик.

Гостия стащила со своих бедер скомканную тунику и, теперь совершенно нагая, прижавшись к Кузнечику, прошептала ему на ухо:

«Ну, давай, милый, старайся».

«Перестань… Так не поступают с друзьями…» — попытался возразить Кузнечик.

Но Гостия слегка укусила его за ухо, затем стала быстро целовать в шею, в подбородок, подбираясь к губам, и жарко шептала:

«Правильно, юноша… Друзей не бросают в беде… Друзьям приходят на помощь… Он меня раздел, но, видишь, устал и ослаб… Помоги ему… Не дай опозориться… Докончи то, что он начал…»

«Перестань… Не могу… Не буду…» — продолжал отбиваться Кузнечик.

Но тут, как он выразился, Гостия стала уговаривать не его, а его скакуна, и шипела: «Можешь! Врешь! Еще как можешь!»… «Этого я уже не мог вынести и стерпеть, — признавался потом Кузнечик. — И только просил ее не кричать во время заездов… Две меты она выдержала, во время второго оборота до крови прокусив мне щеку. На третьей дистанции стала громко стонать. Я зажал ей рот поцелуем. Но она вырвалась и завопила, как фракийская менада… Секст проснулся. Я соскочил с колесницы и убежал. Мне было стыдно, стыдно, стыдно!» Так он мне сам рассказывал.


Вардий встал со своего ложа, пересел на мое и, пристально на меня глядя, сообщил:

— С той поры Кузнечик перестал ходить к Проперцию. Но жили они на одном холме. Поэтому уже через несколько дней встретились. Заметив ковылявшего по улице Проперция, Кузнечик устремился к нему, радостно стал приветствовать. Но Секст отшатнулся от него, как от заразного больного, и таким раненым взглядом глянул ему в лицо… Именно раненым, Кузнечик на этом слове настаивал…

Вардий тоже ранено на меня посмотрел и боязливо спросил:

— Ты его осуждаешь?

— Кого? — спросил я в свою очередь.

Гней Эдий сначала от меня удивленно отпрянул, потом кинулся на меня, обнял и чмокнул в лоб.

— Умница! — воскликнул он. — Гениальный ответ! Действительно, все виноваты. И нечего пенять на одного бедного Кузнечика!

Вардий встал, укоризненно покачал головой и ласково сказал:

— Пойдем завтракать, юноша. Мы с тобой заслужили.

Свасория восьмая
Хозяин

Из купидестры мы отправились в триклиний: обогнули бассейн для плавания, сбоку прошли сквозь галерею, соединявшую два перистиля, и по гравиевой дорожке, обрамленной кустовыми розами, подошли к пиршественному корпусу.

Полагаю, Луций, мне сейчас придется вспомнить и описать тебе виллу Гнея Эдия Вардия, ибо в ней, как мне кажется, отражался и раскрывался характер ее хозяина.

I. По сравнению с италийскими горными и морскими виллами, эта вилла была небольшой. Но оригинальностью планировки, разнообразием архитектурных приемов и внутренней отделки могла поспорить едва ли не со всеми нашими усадьбами.

Начать с того, что в ней отсутствовал атрий. Было два строения, соединенных между собой открытой галереей, и оба представляли собой перистили, как и положено, с фонтанами, цветниками, небольшими деревцами изысканных пород и многочисленными вазами.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация