Глава 2
Когда маркиз вышел, Марианна с глубоким вздохом склонилась над неоконченным рисунком, но то ли ее карандаш утратил свою искусность, то ли рука — силу; так или иначе, вместо аккуратных плавных линий и мягких теней на бумагу ложились дрожащие рваные штрихи и уродливые пятна. Наконец маркиза убрала рисунок в папку, закрыла шкатулку слоновой кости, в которой держала рисовальные принадлежности, и повернулась к стоящей поблизости арфе. Ее тонкие, умелые пальцы извлекли из дрожащих струн несколько печальных, хоть и сладостных звуков, а затем в лад музыке зазвучал и дивный, как флейта, голос:
По берегу шумливых волн
Брожу я одиноко,
Их ропот, дум печальных полн,
Несется издалека.
О! Их глубокий ровный шум
В моем сердечном мире
Вздымает волны скорбных дум,
Как пальцы в чуткой лире.
Эхо среди скал прибрежных
Медленно замирает,
Вздохи жалоб безнадежных,
Вея, ветр повторяет.
На просторы мирозданья
Выплывает хор светил.
Блеск их вечного сиянья
Неизменен, как и был.
Но едва над миром встанет
Обновленная луна,
Спать я буду в океане,
Под песком погребена.
Мое горестное имя
Более не прозвучит,
Словно растворится в дыме
Угасающей свечи.
Ей оставалось пропеть еще два куплета, когда в дверь постучали.
— Войдите, — сказала маркиза, и вошла Мина с очаровательным младенцем на руках. — Мой ангел! — воскликнула Марианна деланно-бодрым тоном, вставая и протягивая руки к своему прелестному отпрыску. — Как тебе гулялось?
— От свежего воздуха щеки у малыша немного порозовели, миледи, — сказала камеристка, возвращая хозяйке свою ношу.
— Вижу; и коли так, впредь тебе стоит прогуливать его каждый день, Мина.
— Хорошо, миледи, — ответила служанка, садясь за рабочий столик и беря в руки белое платье, которое вышивала для госпожи.
Марианна несколько мгновений ворковала с маленьким Юлием, забавляя его золотым, украшенным кораллами колокольчиком, который висел у нее на поясе, но вскорости погрузилась в мрачные мысли, умолкла и осталась сидеть, скорбно глядя на дитя. Верная Мина, заметив, что хозяйка опечалились, и желая узнать, что тому причиной, спросила:
— Мне кажется, милорд чем-то раздосадован?
Марианна вздрогнула.
— Почему ты так думаешь?
— Я встретила его на улице, но он не заговорил ни со мной, ни с лордом Юлием, как всегда делает в хорошем расположении духа, лишь прошел мимо с нахмуренным лицом, хотя малютка плакал и тянул к нему ручки.
Маркиза ничего не ответила, и Мина без единого слова вернулась к своей вышивке. Так прошло примерно полчаса, затем в дверь опять постучали. Мина пошла открывать; на пороге стоял лакей с письмом.
— Кто его принес, Уильям? — спросила хозяйка, быстро глянув на адрес и печать.
— Мальчишка, сударыня; он сказал, письмо дала ему на Харли-стрит какая-то женщина.
— Он ушел?
— Да, мэм.
— Хорошо, Уильям, можете идти.
Марианна поспешно сломала печать и пробежала глазами послание. Лицо ее побледнело, бумага выпала из ослабевшей руки, и сама она рухнула бы на пол, если бы Мина не кинулась на помощь госпоже. По счастью, та не лишилась чувств, а через несколько минут ее щекам вернулся обычный румянец. Она попросила оставить ее одну.
— Забери свою работу в мою гардеробную, Мина, — сказала маркиза, — а Юлия отнеси няньке. Пусть никто ко мне не заходит, пока я не позвоню. Я хочу немного побыть в одиночестве.
Мина послушно удалилась, и следующий раз хозяйка вызвала ее только в полночь. Остальные слуги уже час как ушли спать, и только Мина сидела в опустевшем холле, беспокойно прислушиваясь. Наконец, когда она уже решилась войти без зова, пробило двенадцать и раздался долгожданный звук колокольчика.
Войдя в гостиную, Мина увидела, что маркиза сидит все в том же кресле у камина, прислонившись к каминной полке. Огонь почти погас, и в комнате не горело ни единой свечи.
— Хотите подняться в спальню, миледи? — спросила девушка. — Я принесла лампу.
— Нет, Мина, не сейчас. Подойди, я хочу с тобой поговорить.
Служанка закрыла дверь и села в кресло, на которое указала хозяйка. Марианна продолжала:
— Ты знаешь маркиза, Мина, не хуже меня. Тебе известно, что он, будучи почти полным совершенством, не терпит несовершенства в других. До сих пор его слово было для меня законом, которому я с радостью повиновалась. Однако сегодня я собираюсь поступить прямо наперекор его воле. Поступок мой, в других обстоятельствах непростительный, извиняет крайняя необходимость; но если маркиз о нем проведает, я погибла. Ты знаешь, где Харли-стрит, Мина? Мне нужно сегодня туда пойти.
— Нет, миледи, не знаю. Но вы же не пойдете одна?
— Пойду.
— Это невозможно, миледи. Вы заблудитесь в городе. Пусть вас проводит мой отец; он знает в Витрополе каждую улицу и закоулок.
— Он здесь?
— Да, милорд приказал ему постоянно ночевать в доме.
— Коли так, позови его.
Мина вышла и минут через десять вернулась с отцом. Нед замялся в дверях.
— Входите, Эдвард, — проговорила маркиза своим ласковым мелодичным голоском.
— Сейчас, миледи, только башмаки сниму, — отозвался он. — Куда в них по такому ковру!
— Не надо, — ответила Марианна, против воли улыбаясь его церемонности. — Простите, что подняла вас с постели, Эдвард, но мне нужно узнать, в какой части города расположена Харли-стрит.
— Харли-стрит? Это улица, которую еще называют Райской, потому что там стоит дом, мимо которого вам ночью одной лучше не ходить.
— Коли так, вы меня проводите?
— С превеликим удовольствием, миледи.
— Тогда подай мои плащ и шляпку, Мина.
— Не лучше ли вам взять мои, сударыня? — спросила благоразумная камеристка.
— Да, конечно, ты совершенно права.
Мина опять вышла и вскоре вернулась с простой соломенной шляпкой и коричневой шелковой пелериной. Все это она надела на юную госпожу, затем, со свечой проводив юную искательницу приключений и ее чичероне до задней двери, которую открыла своим ключом, вернулась в помещение для слуг, легла на обтянутую английским ситцем кушетку рядом с горящим камином и быстро заснула.
Ночь была непогожая; по небу неслись клубящиеся тучи, из которых лился нескончаемый дождь, а когда они на краткий миг расходились, в просвет выглядывала высокая безмятежная луна. Стенания северного ветра вторили далекому рокоту бушующих волн. Марианна с бьющимся сердцем спешила по мокрым улицам вслед за своим надежным вожатым. Миновав много больших площадей и широких длинных проспектов, они свернули в темную улицу, где могли бы пройти плечом к плечу не более четырех человек. По одну ее сторону тянулся ряд высоких домов. Выглянувшая луна озарила ступени и портик перед одним из них.
