Через полчаса Шельм велел прибрать палубу и вывести пленников. Их выстроили квадратом, связанных, человек тридцать высоких, крепких парней. У меня сердце разрывалось, глядя на них. Они пожали друг другу руки; все понимали, что их ждет. Несколько пиратов встали напротив с заряженными мушкетами. Шельм с обычным своим суровым, презрительным видом дал приказ стрелять. Пираты повиновались. Тридцать пленников упали на палубу, мертвые или умирающие. Тут старикашка С’Дохни ринулся вперед со здоровенным ножом в руке. Подскочив к кровавой груде, он принялся вонзать клинок в сердце тех пленников, в ком еще теплилась жизнь, а затем вытер нос рукавом и разразился хриплым смехом, напоминающим уханье филина. Я видел, как пираты с отвращением косятся на старого негодяя. Даже Шельм, очерствелый сердцем, крикнул ему с ненавистью и омерзением:
— Прочь, скотина! Этого я тебе не приказывал!
С’Дохни заскрежетал беззубыми челюстями и, бормоча себе под нос проклятия, спустился в каюту.
Мертвые тела несчастных моряков без единого вздоха или слезинки побросали за борт, в голодную пасть океана. Вновь подняли на мачте багровый флаг; ветер наполнил паруса, и корабль полетел дальше по бурным волнам, унося свою свирепую команду к неведомой цели.
Глава 3
После этого ужасного случая прошло двое суток. На третье утро вдали показался еще один незнакомый парусник. Пираты по приказу главаря разыграли тот же фокус, преобразив свой корабль в мирное торговое судно из Стеклянного города. Правда, я заметил, что на этот раз роль капитана исполнял Кэри, а не С’Дохни, — старикашка, получив от Шельма нагоняй за свою гнусную выходку, стал тише воды ниже травы, непрерывно пил и дулся, бормоча про себя ужаснейшие богохульства.
Подойдя ближе к чужому кораблю, мы узнали, что это небольшое судно под витропольским флагом везет графа Элрингтона с семейством
[78]
на остров Обезьяндию. Узнав об этом, Шельм осушил большой стакан кларета и приказал спустить на воду баркас, в котором разместились Кэри с тридцатью вооруженными матросами и поддельным приказом о поимке Шельма, выполненным по образцу того, что был отнят у несчастной команды предыдущего корабля. С этой бумагой тридцать пиратов поднялись на корабль Элрингтона. Пока хозяин судна и Элрингтон уверяли, что на борту нет такого человека, пираты бросились в атаку, захватили пушки и разоружили команду, которая по своей малочисленности не могла оказать достойного сопротивления.
Несмотря на попытки моряков обороняться, стоны графа, вопли младших Элрингтонов и гневные протесты леди Зенобии, всех их перевели на наш корабль — впрочем, сделано это было с отменной учтивостью. Шельм вышел навстречу в самом изысканном наряде. Поклонившись графу и юным Элрингтонам, он предложил руку леди Зенобии и проводил их в лучшую каюту, где все они оставались некоторое время. Выйдя оттуда, Шельм вызвал к себе капитана плененного корабля и долго о чем-то беседовал с ним в компании хорошей бутыли. В конце концов Элрингтоны вновь появились на палубе совсем не с тем выражением, с каким впервые ступили на нее. Мне показалось, что особенно у леди Зенобии настроение переменилось к лучшему. Шельм проводил гостей на их собственный корабль, излучая то непринужденное обаяние, которое он умело пускает в ход, если ему это выгодно. Когда они проходили мимо, до моих ушей долетели слова лорда Алеаны:
— Сестрица, вот это поклонник!
К изумлению нашей команды, оба корабля выполнили разворот и бок о бок пошли назад, к Стеклянному городу. Вскоре все догадались, в чем дело, и еще до наступления ночи моряки с обоих судов, пьяные и веселые, дружно обменивались тостами и кое-чем посущественней. Что до меня, я также предполагал, в чем дело, но как это получилось, не имел ни малейшего представления. Шельм часто говорил при мне, что из всех женщин мира его особенно восхищает Зенобия Элрингтон. Она столь же часто утверждала в моем присутствии, что считает Александра Шельма по духу, поведению и всему облику образцом римского героя.
Сейчас я должен ненадолго отвлечься, чтобы рассказать еще об одном происшествии. Моя каюта располагалась между каютами Шельма и С’Дохни. В ту ночь, лежа без сна и размышляя о событиях прошедшего дня, я услышал в коридоре необычный топот и бормотание. Охваченный неясными подозрениями, я вскочил, тихонько приоткрыл дверь и выглянул. В коридоре С’Дохни с огромным ножом в зубах (старик всегда его так носил) подкрадывался к каюте Шельма, бормоча:
— Я с ним поквитаюсь!
Жуткий старикашка распахнул дверь, стиснул в руке нож и, увидев пред собою Шельма, бросился на него с дьявольским воплем.
Я кинулся к ним. Они боролись; карлик пытался вонзить нож в сердце Шельма, и оба покатились по полу. Я схватил кочергу и с размаху опустил ее на голову С’Дохни, оглушив негодяя. Тогда Шельм, взяв со стола пистолет, приставил дуло к голове своего врага и выстрелил. Череп разлетелся на куски, мозги заляпали стены. Шельм, не произнося ни слова, жестом велел мне помочь ему подняться на ноги. Он подхватил мертвеца за плечи, и мы молча отправились на палубу. Здесь Шельм, воскликнув: «Я покончил с тобой, мерзавец!», швырнул уродливый куль мертвой плоти в море.
Едва тело коснулось воды, над ним вспыхнуло ослепительное сияние, из которого образовалась огромная надпись: «ДЖИНН». Схватившись рукой за тучу, С’Дохни запрыгнул на нее с криком:
— А я — с тобой, простофиля!
Затем он исчез в клубах дыма, но прежде вокруг него полыхнули три языка пламени — то были Верховные Духи, или же джинны, Тали, Эми и Ани. Сморщенный кровожадный старикашка был на самом деле Брами, главный из джиннов
[79]
. Я застыл, окаменев от страха и изумления.
Зато Шельм, давно знавший, с кем имеет дело, только расхохотался:
— Что же, с этим я разделался! А теперь, Беллингем, за вашу великодушную помощь я отпускаю вас на волю. Да что там, я и сам намерен остепениться. Отныне я Александр Шельм, виконт Элрингтон, муж леди Зенобии Элрингтон, самой славной девчонки в Стеклянном городе!
Я упал на колени и с жаром принялся благодарить его. Затем оба мы вернулись в свои каюты. Никто, кроме нас, не узнал о случившемся.
Рассвет застал наши корабли на пути в Стеклянный город, куда мы прибыли два дня спустя. Шельм тотчас же отправился к герцогу Веллингтону и в присутствии маркиза Уэлсли, капитана сэра Э. Парри, лорда Лофти, полковника Гренвилла и вашего покорного слуги предложил возместить убытки всем, пострадавшим от его пиратской деятельности, при условии, что ему немедленно простят все его прегрешения. Получив согласие, он объявил о своем намерении жениться и пригласил всех на свадьбу. Его от души поздравляли. Сегодня утром я присутствовал при венчании леди Зенобии Элрингтон и Александра Шельма, ныне — виконта Элрингтона. На сем заканчиваю свой рассказ, ибо мне надлежит быть вечером на званом обеде, который устраивает по этому случаю старый граф и куда приглашен весь цвет благородного витропольского общества.
