— Забрать их с собой, мой господин? — спросила Нефтис.
— Не нужно, — выпрямился Найл. — Пусть лежит. Наберем воды, вернемся, приведем в чувство.
На самом деле он подумал о том, что до озера оставалось еще не меньше пятидесяти метров, а в безжизненность ровных и пустынных каменных россыпей он больше не верил. Будет намного лучше, если руки у всех путников останутся свободными.
— Пошли.
Теперь люди внимательно смотрели по сторонам и себе под ноги, прислушивались к малейшему шороху, ловили мельчайшие движения вокруг. И все-таки Найл чуть не прозевал очередную атаку!
Мертвый камень шагах в сорока раскололся, из трещины выплеснулась красная капля, стремглав полетела вперед и, прежде чем правитель успел бровью пошевелить, кончик невероятно длинного и тонкого языка болезненно шлепнул его в живот. Измученные долгим путем, карабканьем вверх и вниз по паутинам, петлянием между скал, жесткой ночной подстилкой, холодом, голодом — мышцы отозвались на удар дружной острой болью, и в тот миг, когда язык ящерицы начал напрягаться, чтобы втянуть добычу, Найл мысленно сдернул, словно старый плащ, эту боль и усталость, и накинул ее на блестящую слюной длинную мышцу хищника.
И язык обмяк.
Найл выдернул нож, со всей силы всадил его в прилипший к животу кусок чуждой плоти, через мгновение рядом вонзилось копье Нефтис, потом еще чье-то. По камням вдалеке пробежала желтая волна, выдавая местоположение врага, ящерица попятилась, волоча язык, словно кишки из вспоротого живота, но Шабр уже замер в характерной стойке ухватившего добычу смертоносца, посылая парализующий луч воли, стражницы подбегали, начиная издалека бросать копья, и вскоре все закончилось. Опасный враг превратился в хороший трофей.
— Кажется, сегодня у нас ожидается сытный обед, — пробормотал Найл, глядя в сторону озера. До кромки воды оставалось еще не меньше тридцати метров ровного, совершенно безжизненного пространства.
* * *
Обошлось.
К ощетинившейся копьями кучке людей гастрономического интереса больше никто не проявил. Вскоре путники широкой дугой вошли по пояс в воду, сквозь которую просматривалось чистое, без тины и водорослей дно, припали к живительной влаге. Кто-то черпал ее горстями и подносил к лицу, кто наклонялся и хватал поверхность пересохшими губами, кто опускался на колени. Опыт подсказывал, что хищные сухопутные насекомые не рискуют нападать на добычу в воде, но кто мог поручиться за ящериц? Поэтому люди то и дело бросали настороженные взгляды на каменистый берег и дальше, туда, где зеленела сочная трава, где там и сям шелестели серебристыми листьями кустарники и поднимали к небу ветви кряжистые невысокие деревья. Интересно, какие твари притаились там?
— Нам нужны дрова, мой господин, — на миг показалось, что Нефтис подслушала его мысли. Запечь мясо.
— Конечно, — кивнул Найл.
— Нам нужно разделиться надвое, — то ли спросила, то ли сообщила стражница. — Половина будет собирать хворост, а половина их охранять.
— Подожди! — вскинул руку правитель.
Над головами с тяжелым гулом пронеслась крупная черная муха и буквально свалилась на один из кустов. Немного отдохнув, она опять взмыла в воздух, пролетела вдоль берега, вернулась, спикировала в траву. Искала муха там что, или просто загорала на солнышке, из озера не разглядеть — но вскоре черная опять поднялась с земли и неторопливо забарражировала почти над самыми колосками высоких стеблей, что кое-где высовывались из пегих травяных кочек. И никто муху не ловил, не сбивал влет, не пытался сцапать при посадке.
— Есть надежда, что тут не так опасно, как показалось сначала, — оглянулся Найл на девушку. Возможно, мы просто напоролись на уединившуюся в вдалеке от шумного леса парочку. Хотя, конечно, осторожность соблюдать стоит.
Под ближним из кряжистых деревьев валялось два толстых — в торс человека — сухих сука, под соседним — еще один. Женщины с готовностью поволокли их на каменные россыпи: жарить ящериц.
А Найл долго рассматривал странный ствол, словно скрученный из пучка арбузной лозы. Крона напоминала крону дуба, а листва по форме ближе всего подходила клену. Или все тому же арбузу, — но полосатых ягод сверху, увы, не висело.
Правитель разглядел на верхних ветвях мохнатую гусеницу-полосатку, схватился в охотничьем азарте за нож, но быстро остыл: с земли ее без копья не сбить, лезть за добычей — руки болят. Все равно мясо пока что есть — с россыпей уже доносился запах дыма пополам с соблазнительным ароматом жаркого.
Желудок, не видевший еды третий день подряд, забурлил. Найл бросил научные изыскания и повернул назад.
За то время, пока люди трапезничали, в направлении леса пробежали два смертоносца. Похоже, детишкам на плато удалось кое-кого отогреть. Правитель окликнул Шабра, убедился, что тот тоже успел перекусить и попросил поднять оставшимся наверху людям немного воды и жаркого. Потом отправил всех стражниц собирать дрова. Когда сцапавшие на берегу злополучную муху паучата подкрепили силы, правитель приказал им отнести на плато две вязанки хвороста — Симеон должен суметь толково им распорядиться. Еще нужно было запечь вторую ящерицу, проверить место будущего лагеря: учитывая мастерство в маскировке местных хищников — предосторожность отнюдь не лишняя. Так, в хлопотах, день и прошел.
К вечеру на краю котловины запылали два костра: один внизу, недалеко от озера, второй наверху, на самом краю плато.
Путники уже начали потихоньку обживать новое место жительства: два десятка «очнувшихся» и спустившихся вниз смертоносцев ушли на ночь в лес — пауки способны охотиться и в темноте — а люди укладывались вокруг огня, неторопливо подкреплялись горячим мясом, запивали его водой и чувствовали себя наверху блаженства. Найл хорошо улавливал все эмоции небольшого отряда: сытость, покой, сладкую усталость. Немножко боли — это Сидония.
Правитель подошел к ней, опустился рядом на подстилку.
— Как ты себя чувствуешь?
— Я совершенно здорова, Посланник!
Ну да, эта сильная женщина не из тех, кто будет обращать внимания на несколько синяков.
— Ты молодец, Сидония, первая догадалась на ящерицу напасть.
— Хариту спасти не успела.
— Все равно. Ты единственная, кто не растерялся.
Возникла неловкая пауза — Сидония ждала, а правитель сказал уже все, что хотел. И тут Найл догадался: ведь он ее хвалит! Раз хвалит, должен вознаградить.
Никакого протеста в душе не возникло. Скорее наоборот — ощутилось явное удовольствие оттого, что после долгого перерыва он наконец-то вновь будет целовать эти губы, сольется с этим сильным телом, ощутит свою хрупкость в могучих объятиях и одновременно власть над ее душой.
— Пойдем на берег, — тихо шепну Найл охраннице.
Сидония поднялась, взяла подстилку и одеяло, и направилась за правителем.
Озеро исчезло. В ночном покое ничто не могло шелохнуть поверхности, грань между водой и сушью растворилась, исчезла. Остался лишь гладкий гравий, рассыпанный под ногами, совершенно одинаковый и здесь, и там, дальше, где между камушков поблескивают звезды, а вдалеке, чуть не на противоположной стороне котловины, отражается в озере бледное, но вполне различимое окно. И над озером тоже светится самое настоящее окно!
