Он с раздражением, даже с некоторым отвращением посмотрел на меня.
– Послушать тебя, Айза, так ты у нас прямо образец добродетельной жены и хозяйки дома! Ты теперь как две капли воды похожа на мою мать. Все вы любите посплетничать, однако сами никогда не даете повода для сплетен. Садись и помолчи, если сможешь, тогда ты получишь объяснение, которое тебе так хочется услышать.
Я тихо опустилась на стул, хотя внутри у меня все дрожало. Он закурил трубку и окинул меня каким-то странным, холодным взглядом. Очевидно, ему не понравилось то, что он увидел. Он вернулся к окну и, сев на диван, начал свой рассказ.
– Когда я был молодым, меня отправили служить в армию. Мое сердце было разбито, и хотя я не наложил на себя руки, однако эти страдания все-таки имели свои последствия. Я решил больше никому не отдавать своего сердца. Я стал тем, кем мне суждено было стать – защитником бедных и униженных. В армии я понял, что карьера военного не для меня, и решил, что стану политическим деятелем или священником. Но вместо этого я стал журналистом.
Меня несказанно обрадовало не только то, что он жив, но и то, что теперь он стал влиятельным человеком в этом мире. Мне больше не хотелось слушать его рассказ. Я хотела, чтобы он покинул мой дом. Я боялась лишний раз взглянуть на него, потому что чем больше я на него смотрела, тем слабее становилась моя воля. Он казался мне утомленным и очень несчастным человеком. Я с грустью смотрела на его длинные нервные руки. Но я заставила себя вспомнить о том, что этими самыми руками он отдал деньги, которые погубили беспомощную девочку.
Он рассказал мне, что в течение пятнадцати лет работал в маленьком, но очень влиятельном журнале. Сотрудники этого издания поставили перед собой цель – разбудить общественное мнение и способствовать проведению реформ.
– В конце концов мне пришлось столкнуться с величайшим злом нашего времени – я узнал о том, что молоденьких девушек похищают, а потом продают в сексуальное рабство.
Никому не хотелось открыто признавать, что существует такой преступный бизнес, и никто не хотел ничего предпринимать для того, чтобы остановить это зло. Дело дошло до того, что девушки боялись ходить по улицам Лондона, – рассказывал он.
Но ведь ты сам занимался этой постыдной торговлей, – резко сказала я.
Только для того, чтобы доказать, что она действительно существует.
Тогда как же ты узнал об этом? – спросила я.
Через одно общество, которое долгое время занималось этим вопросом. Много лет назад мне в руки попало донесение, которое составили эти люди. Прочитав его, я был поражен до глубины души. С тех пор я приложил много усилий для того, чтобы обратить внимание общества на это зло. Никто не воспринимал меня всерьез. В конце концов, я предоставил реальные доказательства того, что подобная торговля существует, но сделал это весьма необычным образом. Я решил сам купить девочку, которая потом смогла бы дать свидетельские показания, а я должен был написать об этом статью.
Что же ты собирался потом сделать с этой девочкой?
Вернуть родителям. Но когда я увидел ее мать, это дикое существо, лишенное каких-либо моральных устоев, то решил не возвращать бедняжку в лапы этого чудовища. Я нашел ей надежное убежище и написал об этом статью. Потом я решил помочь девочке и дать ей образование.
В Фашиа Лодж? Вряд ли это смогло бы улучшить ее жизнь, особенно после того, как ты оставил ее там одну, без своей поддержки. Неужели ты думал, что сестры Вилкокс будут относиться к ней с уважением и любовью?
Нет, Айза, – сказал он. Я не видела лица Финча, но голос его был грустным. – Я думал о другом человеке.
– Ты хотя бы осознаешь, на какие страдания ее обрек?
– Я часто думал о ней. Я молился, чтобы люди были к ней добры.
– Жаль, что твое журналистское расследование привело к таким последствиям.
– Моя статья наделала много шума в Лондоне. Никто не мог поверить в то, что это правда. Однако власти предприняли кое-какие меры и арестовали Элизу Браун, которая продала мне девочку. При аресте она устроила целый спектакль, заявив, что неправильно поняла мои намерения. Она сказала, будто бы думала, что я обучу девочку какому-нибудь ремеслу и найду для нее работу, а я обманул ее и похитил у нее ребенка. Меня тут же арестовали и посадили в тюрьму, а тех людей, кого я нанял в качестве свидетелей с моей стороны, обвинили в пособничестве и соучастии. Они испугались и сознались в том, что ничего не знают об этой сделке. Не знаю, что бы случилось со мной, если бы не появился еще один человек, который рассказал о том, что Элиза Браун уже продала нескольких девочек и все они были приблизительно одного возраста. Потом появился еще один свидетель, который рассказал о том, что уже давно знает эту женщину и никогда не видел ее ни с младенцем, ни с маленьким ребенком. Оказалось, что все ее дети были подростками. Потом ее подвергли медицинскому осмотру, и выяснилось, что она вообще никогда не рожала детей. Она просто обманом завлекала чужих детей и продавала их. Ее арестовали, а меня через некоторое время отпустили. В ее доме нашли тело девочки со следами жестоких побоев. После этого ее приговорили к смертной казни через повешенье.
– Но какое имеет значение, ее это дети или чужие? – удивилась я. – Даже если бы они были ее плотью и кровью, разве мать имеет право продавать собственных детей?
Он печально посмотрел на меня.
– По закону родители имеют право продавать своих детей за любые деньги, с какой угодно целью, если ребенок достиг совершеннолетия, – объяснил он.
Его рассказ был таким невероятным и содержал такие ужасные подробности, что я не знала, что и сказать, и просто растерянно молчала. Я не могла поверить, что в этом величественном городе, столице нашего государства, творятся такие ужасы. А собственно говоря, почему бы и нет? До того как не ввели реформы, на заводах и фабриках дети занимались тяжелым физическим трудом и часто умирали от этого. Мне очень хотелось поверить в то, что Финч преследовал исключительно благородные цели, но существовало еще одно обстоятельство.
– Ты приучил ее к опиуму. Она рассказала об этом в своем письме.
– Я уже говорил тебе, что все, о чем она написала, – правда. Когда ее осмотрел врач, то он обнаружил у нее признаки наркотической зависимости – она была то вялой и апатичной, то чрезмерно возбужденной. Она разговаривала во сне и даже разгуливала по дому. У нее были сильные головные боли и частые обмороки. Он прописал ей такое же успокоительное, только в маленьких дозах, для того чтобы со временем она привыкла обходиться без этих лекарств.
– Бедный ребенок, – сказала я. – У нее проявились теже симптомы, когда она приехала в Фашиа Лодж. Интересно, какие еще несчастья выпали на ее долю.
Он молча смотрел в окно. Мне стало жаль его. Даже будучи еще совсем юным, он остро чувствовал все беды и несчастья этого мира. Теперь я понимала причину его напускной холодности. Отказавшись от всех земных благ, он презирал тех, кто проявлял к ним чрезмерную любовь. Я тихо подошла к окну и стала рядом с ним. Взглянув в окно, я увидела то, на что он так внимательно смотрел, – природа по-детски радовалась приходу весны, ничего не зная о том, какими порочными и извращенными могут быть люди. Я осторожно обняла его. Он быстро повернулся ко мне, но вовсе не для того, чтобы ответить мне тем же (как мне в первый момент показалось). Финч взял меня обеими руками и с силой оттолкнул от себя.
