С сими словами Феодосия провалилась в сон.
Глава десятая
Чудодейственная
– Напоминаю, на сей седьмице каждый должен придумать укрепительное чудо, дабы отвратить народ от пустодеятельного и греховного гадания, ворожбы, волхования, чарования, коими он с твердолобым упорством занимается в самые божественные и возвышенные дни – святочные и рождественские. Брат, с Божьей помощью измысливший самое наилучшее чудо, получит награду… – Игумен Феодор держал паузу, во время которой братия заинтересованно смотрела на него.
– И что за награда? – звучно прошептал кто-то из монахов.
– Разве за награды служим мы Господу нашему? – обвинил настоятель, услышавший сие шептание.
– Нет! – испуганно подал голос с места все тот же монах.
Игумен Феодор удовлетворенно кивнул главою и вновь возвысил глас:
– Награда сия весьма полезна для духовного роста…
– Ну? – нетерпеливо промолвил Венька Травников.
– Али крест, усыпанный каменьями? – мечтательно пробормотал его товарищ.
– Говорили бы, отец Феодор, наконец, не тянули бы худой конец, – не унимался исподтишка шутить рифмоплет.
Соседи Веньки сдавленно засмеялись, склонив головы.
– И весьма будет способствовать… – эхом отдавался под сводами трапезной громкий голос игумена.
– Ей-богу, не дождаться, – сокрушенно сообщил дружкам Венька, заглушая речь настоятеля. Так что Феодосия, сидевшая с Варсонофием в последнем ряду столов, услыхала только завершение речи:
– Метеоры… месяц… будет удален…
– Об чем начальство речет? – взволнованно спросила Феодосия своего товарища. – Метеоры? Какие метеоры? Кто на метеорах будет отправлен? Хочу на метеорах! Меня возьмите! Варсонофий, растолкуй же, об чем выступление?
– Каждый год победителя укрепительных чудес в награду удаляют на месяц в какое-нибудь заморское подворье, – разъяснил Феодосии Варсонофий. – В Иерусалим, в Афон либо еще куда. На сей раз, видишь ли, в греческие Метеоры откомандируют. Это название места с монастырями.
– Метеоры… – со всхлипом прошептала Феодосия. – С ума бы не сойти! Метеоры! Летящие по небесам…
Олей! О! То знак! Она, Феодосия, должна непременно стать победителем неведомых укрепительных чудес и попасть в Метеоры! Там произойдет нечто… То, что приблизит ее к полету на небеса, ко встрече с сыном Агеюшкой.
– Варсонофий, разъясни скорее, что за укрепительные чудеса надо измыслить? – шепотом попросила Феодосия, встряхивая в нетерпении дланями, сложенными замком перед грудью.
– Да что ты трясешься, как студень, – начал было Варсонофий, но, глянув на друга, заговорил скороговоркой: – В Рождество завсегда темный народ ждет чуда. Впрочем, и не темный тоже ждет, – поправился он. – И когда его получает, то зело укрепляется в вере. Потому сии чудеса в нашем монастыре называются – укрепительные. Царь-батюшка наш, Алексей Михайлович, тоже будет чудесничать: миловать казнимых, давать богатое приданое безвещным сиротливым девицам и прочая карусель. И храмы, и монастыри московские будут тягаться друг с другом в чудесах для паствы. Но чудеса устроить не так-то просто, ежели денег нет. Не можем же мы, в самом деле, превращать воду в вино третий год подряд. Да и плачущие иконы как-то уже не потрясают народ московский. Избалованы чудесами! Ты сам видел, что на Китай-городе торгуют. Такие ковры-самолеты по сходной цене всучат, что поди-ка с ними потягайся! Поэтому у нас сложилась традиция: кто самое увлекательное чудо придумает, получит награду – заморский вояж за казенный счет.
– Варсонофий, я должен эту награду получить! – сказала Феодосия, вышагивая рядом с другом по расчищенной в снегу дорожке. – Мне очень в Метеоры хочется.
– Выдумляй! Кто тебе мешает?
– А в том году какие чудеса были?
– Да все то же. Тимка Гусятинский объявлял, на какой день недели выпадет дата, каковую назовет желающий. Но никто особо не вдохновился. Большинство, выйдя прочь, говорили с недоверием: «А поди его проверь! Может, брешет?»
– Скатерть-самобранка? – вспомнив баяния повитухи бабы Матрены, встрепенулась Феодосия.
– Старо как свет, – отмахнулся Варсонофий. – И скатерть-самобранка была, и рог изобилия, и святые кровоточащие, и сладковонное облако. Нет, лгу: сладковонное облако – это не у нас, а в Горицах во Полях деяли.
– А в нашем монастыре еще какие чудеса вершились?
– Ну, писали мы молоком на бумажках разные откровения в стихах. Всякий желающий вытягивал сию бумажку, подносил к огню и с потрясением (Варсонофий изобразил театральный ужас) видел, как проявляются словеса. Ну там рифмоплетное что-нибудь… «Коль вера станет крепче, усыплют дом каменья самоцветны».
– Ерунда какая, прости Господи! – пробормотала Феодосия.
– А я тебе об чем? Какой год не чудеса, а балаган селищенский. Только что не гусли-самогуды! Может, ты на свежую голову что измыслишь?
– А что?
– Кабы знал, сам поехал бы в греческие Метеоры!
– Может, от основ отталкиваться? – предложила Феодосия.
– Ходить по воде, аки по суху? Были уже у нас и самовспыхивающие свечи, и голоса небесные, и подснежники, цветущие в вертепе, и одежды непромокаемые – воском навощили. И даже прозрение слепого.
– Да? – удивилась Феодосия. – А слепого-то как исцелили?
– Феатр одного актера, – усмехнулся Варсонофий.
– А-а… уловка, значит?
– Естественно. Новенького послушника, коего никто не знал, ибо пришел он недавно из Сибири, украсили на оба глаза бельмами, те и отвалились по прочтении молитвы об исцелении.
– А из чего бельма сотворили?
– Тесто из рисовой муки, – разъяснил Варсонофий. – Оно, коль его тонко раскатать, прозрачным становится, как молочное стекло. Муку рисовую на Китай-городе в азиатской харчевне взяли, там суп из стеклянной лапши каждый день подают. Но православный народ в сии злосмрадные харчевни не заглядывает и знать про рисовую муку не знает. Хотя, говорят, бабы богатые ею рожи белят. Но богатые бояре на наши чудеса глядеть редко ходят. Чудеса – то для простецкого народа. В общем, бельма после молитвы свалились в чашу с водой и растворилось без следа. И слепой монах, которого в храм наш привели поводыри, внезапно прозрел и возопил: «Свет вижу!»
– Нехорошо как-то, – нахмурилась Феодосия. – Лжа обманная.
– А что делать? Без чудес народу тоже никак. Народ хочет чуда!
– Это верно, – согласилась Феодосия по раздумьи, уже прощаясь с Варсонофием в галерее с кельями.
– Так что дерзай, брат Феодосий!
– Попытаюсь, – пообещала Феодосия. И тут же предложила: – Может, белочка будет разгрызать орехи, а в них ядра – чистый изумруд?
– Было уже такое прошлый год в храме на Яузе. Белка еще и песни пищала. Так что надобно что-либо более оригинальное. Покойной ночи! Бог тебя храни, брат.
