— Который из них?
— Гильом де Торе и виконт де Тюренн.
— Вот оно что, — проговорила она, не глядя на сына. — Один — сын покойного коннетабля, другой — племянник его сыновей.
Она замолчала, обдумывая что-то, но тут же снова заговорила. Голова ее в чрезвычайных обстоятельствах работала на удивление быстро. Так или иначе, здесь не обошлось без маршала, ибо семейство — его, и он, как старший, всему голова.
— А он сам, герцог Монморанси? О нем тебе что-нибудь известно?
— Ничего, — ответил Франциск, — он вне подозрений.
— Это тебе только так кажется. Кто должен был вывести вас из дворца?
— Ла Моль и Коконнас, мои коноводы.
— Так, хорошо. А какова роль Тюренна и Торе?
— Они должны привести сотню всадников.
— С которыми вы и рассчитывали бежать из замка?
— Да.
— Куда им надлежало вас везти?
— Этого я не знаю, об этом известно лишь Торе и Тюренну.
— На какое время назначен побег?
— На два часа ночи.
— Прекрасно. Сейчас половина второго, значит, через полчаса они будут здесь. Что ж, мы достойно их встретим. Я скажу, чтобы погасили факелы.
— А что будет со мной и с моими кузенами? — весь трепеща спросил Франциск.
— Это решит суд, — твердо ответила мать. — Но, что бы он ни решил, ничего хорошего для вас троих не предвидится. А сейчас идем к королю. Я должна доложить о готовящемся заговоре.
— О, матушка, только не к нему! — воскликнул Франциск, целуя ее руки. — Карл безумен и горяч, в порыве бешенства он прикажет всех нас казнить!
— И поделом, — холодно ответила королева-мать. — Вам надо было думать об этом раньше. Кстати, кто был посредником в вашем договоре с членами семейства Монморанси?
— Ла Моль.
— Снова он! Но чего ради?
— Из любви к Марго. Она просила его принять участие.
— Так тут замешана и Марго? — нахмурилась Екатерина. — Хорош клубок, нечего сказать: жена, ее супруг и любовник в одной упряжке.
— Нет, матушка, она совсем ничего не знает о предстоящем побеге. Она просто просила Ла Моля помогать собственному мужу в его делах…
— Направленных к нарушению приказов его величества! Хорош помощничек! Но я до него доберусь, и он за все ответит. А также до моего зятя, королька своего сказочного королевства. Вот только разведу их с Марго…
Они действительно направились к королю, но врач сказал, что не стоит его будить, ибо неведомая болезнь внезапно отступила, во всяком случае, проявления ее неожиданно исчезли, и король впервые за несколько дней крепко уснул. Разбудить его сейчас — значило дать толчок к нервному возбуждению, способному вновь заставить прогрессировать болезнь.
Екатерина вышла и решила действовать сама. Вначале надлежало арестовать Тюренна и Торе, и она тут же отдала соответствующие распоряжения по этому поводу, не забыв напомнить о том, чтобы загасили факелы и убрали из-под стен конные отряды, спрятав их в засаду. Но одного не учла хитрая флорентинка — условленного знака на случай провала. Мало того, она сама попросила зятя не гасить света в ком нате до двух часов ночи, дабы сообщники его снизу видели, что пленники в полной боевой готовности и ждут только их. Генрих Наваррский, улыбнувшись, добросовестно исполнил ее повеление, поставив по обеим сторонам подоконника два горящих подсвечника.
И никто действующих лиц этой интермедии не увидел в ночи двух всадников, беззвучно подъехавших к стенам замка и поднявших головы к окнам покоев наваррского короля. Негромко перемолвившись несколькими словами, всадники развернули коней и так же безмолвно, как и появились, скрылись в ночи.
Увидев, что ее замысел, неизвестно по каким причинам не удался, Екатерина этой же ночью, прекрасно зная о желании Карла видеть своих кузенов на охоте, но желая избежать в связи с этим новых волнений, увезла всех троих заговорщиков в Лувр. Войдя в свои покои, каждый из них обнаружил стальные решетки на окнах, а со следующего дня их комнаты регулярно, по нескольку раз на день обыскивали в поисках предметов, наводивших на мысль о побеге.
Через несколько дней Екатерина, согласовав свои действия с королем, отослала Конде в Пикардию в качестве наместника. Теперь ей стало легче, и она, дабы им не слишком вольготно жилось в Лувре, что способствовало бы возникновению у них новых планов побега, и чтобы они почувствовали наконец, что они пленники, а не гости, увезла Алансона и Генриха в Венсен, замок-крепость, где не было двора, танцев и любовниц, но были тюремщики и те же решетки на окнах, только массивнее прежних.
Это был загородный замок-резиденция французских королей, и здесь они иногда умирали от ран, яда или болезней. Сюда же Карл IX приказал привезти и его. Он медленно угасал и отходил в мир иной. Сам чувствовал это и пожелал умереть там, где и три последних Капетинга, сыновья Филиппа Красивого: Людовик, Филипп и Карл. Столетие спустя после Карла IV
[67]
здесь умер от неведомой болезни английский король Генрих V
[68]
, и опять же почти столетие спустя после Карла IX, первый министр Людовика XIV
[69]
кардинал Мазарини
[70]
.
Именно в те покои, где умирали французские короли, Карл и приказал перенести себя.
Через несколько дней прибыл Монтгомери с союзническими войсками из Англии и высадился в Нормандии, откуда до Парижа было рукой подать. Екатерина не на шутку перепугалась: что там прошлые заговоры принцев против этого! Ведь теперь гугеноты пойдут войной на Париж с целью освободить их короля! И не собрать уже войска, чтобы остановить его — просто не успеть. Одна надежда — уповать на Матиньона, правителя Нормандии и послать ему еще людей в помощь. Только одно сейчас спасет ее — либо убийство, либо арест Монтгомери. Но каким образом все это произойдет — не представлял никто.
Узнав об этом, Генрих и Месье приуныли.
— Теперь она решит, что это делается с нашего ведома, — сказал герцог. — А покуда он прибудет сюда, нас отдадут под суд.
— Надо бежать из этого проклятого замка, — поддержал его Генрих, — и чем скорее, тем лучше.
— Бежать! Но как? Теперь нас охраняют еще строже. Венсен — не Лувр и не Сен-Жермен; сюда приезжают, чтобы умирать.
— Придется снова доверить дело двум твоим молодцам, кузен; кажется, твоя матушка не обращает на них внимания, наверное, до нее не дошло, что на них была возложена главная роль в деле нашего освобождения из Сен-Жермена.
