— Ведь вы сами говорили, мадам, что адмирал, а за ним Жанна и Генрих Наваррский послужат вам живой приманкой для гугенотов, — сказал Таванн, — которые должны быть наказаны за неподчинение вашим приказаниям и воле короля. Разве это не ваши слова? Разве не решалось тогда то, что должно случиться сегодня?
Да, она говорила об этом, но никогда не воспринимала всерьез собственных слов. Она, как хорошая торговка, спекулировала «массовым избиением» инаковерцев, то оттягивая это событие на неопределенный срок, то выманивая солдат и деньги у понтифика с испанцем. И вот теперь играм пришел конец. Ей предстоит платить по счетам. Она должна выбирать: ее приперли к стене. Два чудовища нависли, грозя сожрать живьем, не одно — так другое: Сцилла и Харибда — католики и гугеноты. Первые могут устроить государственный переворот, вторые не успокоятся, пока не отомстят зачинщикам покушения, среди которых ее сын.
Екатерина молчала, коротко глядела на каждого по очереди. Кажется, они все собрались здесь для того, чтобы объявить гугенотам еще одну настоящую войну. А эдикт о мире? Значит, ей предстоит самой нарушить его и потерять последнее уважение со стороны кальвинистов? Так она и сказала Таванну, а он возразил:
— Не убьете вы их сегодня, они прикончат вас завтра в собственном дворце. Посмотрите, какие орды бандитов бродят по Парижу и открыто угрожают королю, потому что не верят, что тот, кто организовал покушение на адмирала, будет наказан.
— Вспомните 67-й год, — напомнил Невер. — Вас едва не захватили тогда с королем в Мо, только чудом вам удалось спастись. Что было бы, если бы они захватили власть, а на трон сел принц Конде? Мало вы тогда испытали треволнений? Разве не стоит отомстить за унижение, которому вы подверглись, за страх, что тогда претерпели? Однажды вы уже послушали нас, начав с Жанны Д'Альбре. Время ли сейчас останавливаться на достигнутом, когда гугеноты пылают жаждой мести и вновь мечтают захватить короля уже в Париже? Когда они все здесь, под рукой и их не надо искать?
— Велика ли разница в том, предводитель это или рядовой протестант? Все они на одно лицо, — произнес Бираг, — все обуреваемы жаждой мести, и если мы не примем мер, то всей католической Франции грозит погибель, ибо, спихнув с трона Валуа, еретики посадят на него Генриха Наваррского (Екатерина вздрогнула). Для того ли вы устроили эту свадьбу, государыня, чтобы выпустить их живыми, в то время как есть возможность обезопасить себя, убрав с дороги бандитов и смутьянов, угрожающих престолу?
Екатерина подняла голову. До этого смотрела под ноги, раздумывая, сомневаясь, дрожа и страшась того, на что ее уговаривали. Ужели они и вправду хотят захватить власть? Отчего такая ненависть?
— Вспомните Жарнак и Монконтур, мадам, — добавил Д'Омаль, — вот когда пришло время взять реванш за поражение, и они надеются не упустить эту возможность. Это же послужит лучшим бальзамом на раны Колиньи. Выздоровев, он подаст сигнал к выступлению. Трон предназначается либо принцу Конде, либо его кузену; вместе они поделят Францию.
Екатерина побледнела, ее стал бить мелкий озноб. Медичи никогда не думала о приходе к власти гугенотов, и сейчас это представилось чем-то чудовищно невообразимым, несовместимым с ее правлением, с волей, которую она направила на создание цельного государственного аппарата абсолютной монархии. И теперь все должно быть разрушено? Что она «троила, чем жила и дышала, что любила и к чему стремилась? А ее сыновья?!
Екатерина сжала кулаки. На глаза навернулись слезы обиды. Она повернула лицо к сыну. Внутри что-то перевернулось, сердце застучало так, будто готово было вырваться из груди и улететь к ее Генриху, которого она всегда больше всех любила, ради которого боролась за трон и уже видела его на нем. А теперь его хотят отнять эти бандиты вместе с их адмиралом? А она так мечтала о мире с ними. Ну что ж, они сами будут виновны в том, что понесут заслуженную жару.
Зная слабую струнку Екатерины, Д'Омаль зловеще прибавил:
— Спросите у вашего астролога Руджиери. Он скажет вам…
Медичи вздрогнула и порывисто обернулась. Никому она не верила так, как астрологу. Да и не одна она. В те времена все верили в предсказания магов и чародеев.
— Что? Что сказал Руджиери? — впилась она испуганным взглядом в герцога.
— Потому что мы только что из его башни, где он наблюдает за звездами.
— А-а… И что же… Что он увидел?
— Он уверил нас, что видит большую черную массу, затапливающую все вокруг потоками крови.
Теперь она уже не на шутку перепугалась, особенно после того, как Таванн добавил, не давая повода для сомнений, будто обрушил последний удар:
— А впереди шел король Наваррский вместе с принцем Конде. Если не верите, спросите сами.
Она глухо застонала и схватилась рукой за сердце. Мимолетная слабость. Сколько их было жизни? Теперь она призналась самой себе, что несколько дней тому назад всерьез перепугалась, увидя такое скопление гугенотов, съехавшихся на свадьбу. Значит, это и была та самая черная масса? И теперь ее нужно уничтожить, или она затопит королевство…
— Они лишены рассудка… — проговорила королева-мать, уставясь в точку вдали, которая оказалась огромным крестом. Место ранения Жанны Д'Арк; сюда же в последний раз смотрела другая Жанна. — Чего они добиваются? Своей смерти?
Ей ответил граф де Рец:
— Бог всегда лишает рассудка своих овечек, которые понимают, что обречены и все же идут на смерть.
— Да, — сказала Екатерина, и никто не понял, отвечала ли она каким-то своим мыслям, резюмировала ли слова Гонди или соглашалась с тем, на что ее уговаривали.
С тайной мыслью об удаче, но, все же желая проверить, убедиться в том, что они правильно поняли, сын стал наносить последние удары:
— Город вооружается, несмотря на запрет короля! Парижане собирают кирасы и аркебузы, прицепляют к поясам кинжалы. Нельзя обманывать ожидания народа, иначе он не простит. Упусти мы сейчас возможность, протестанты свершат возмездие, и тогда будет нелегко, поскольку они станут готовы к битве. Мы же нападем первыми, врасплох, ночью, когда они будут видеть сладкие сны.
Но не знала Екатерина, что это Гизы вместе с ее любимым сынком Анжуйским распускают по городу слухи о том, что на них движется из Мо десятитысячное войско гугенотов.
Апофеозом заговора стали слова Гиза. Последний штрих подвел он под сомнения и колебания королевы-матери:
— Вы слышали, что кричат гугеноты? Завтра утром они пойдут к королю и потребуют ответа. Они грозятся убивать всех без разбора, они клянутся сами сурово наказать обидчиков адмирала. Горе нам всем, если они докопаются, что виновниками покушения являются герцог Гиз, королева-мать и ее сын герцог Анжуйский.
Екатерина сжала зубы. Этого она вынести уже не могла. В словах звучала прямая угроза ее жизни и жизни… кому же? Ее ангелу Анжу!
Внимательно наблюдая за ней, Гиз вкрадчиво добавил:
