— То же скажу и я вам, Матиньон, — произнес Конде. — А когда волнения улягутся, я сумею найти вас и, смею вас уверить, у меня не будет друга вернее, чем вы. Прощайте, Матиньон, и вы, Лесдигьер! О нас позаботится король, а о вас — Господь. Уповайте на его милосердие, и да не оставит он вас благодеянием и убережет от несчастья своей десницей.
— Как же мы выйдем отсюда, — спросил Лесдигьер, — если кругом убивают наших братьев? О бог мой!.. Шомберг!!! — он повернулся к Матиньону. — Ведь они убьют Шомберга!
— Ты прав! Нам надо немедленно же идти спасать его!
— Это еще кто? — спросил король.
— Наш друг, сир. Он был когда-то католиком и служил коннетаблю Монморанси, но с тех пор как познакомился с подлостью и лицемерием, представленными в лице герцога Анжуйского, да простит мне эти слова ваше величество, он переменил веру и сделался гугенотом.
— Что ж, выручайте приятеля, и да поможет вам Христос. Признаться, я на свой страх и риск уже подумывал оставить вас здесь и запереть вместе с королем Наваррским и принцем, но теперь вижу, что вас не удержать. Я попробую позвать гасконцев, они католики и сумеют провести вас через замковые ворота.
И он собрался уже отдать приказание Крийону, стоявшему возле дверей, как вдруг они раскрылись, и в комнату вошла супруга Карла, габсбургская принцесса Елизавета в сопровождении фрейлин. Лицо ее было бледно, губы тряслись, дрожали руки, в которых она теребила платок.
— Государь! Что же это происходит во дворце?! Убивают людей, а вы ничего не предпринимаете!
Король лишь отмахнулся, как от назойливой мухи:
— Ах, оставьте, мадам, только ваших причитаний мне недоставало.
— Да неужели вы не можете прекратить эти зверства, ведь убивают беззащитных людей!
— Не могу, мадам.
— Но почему?
— Потому что я сам отдал такой приказ.
— Вы?!
— Да, я. Сегодня происходит очистка нации от скверны, сегодня вырезают опухоль, назревшую внутри государства, удаляют гнилостные члены, которые могут заразить весь организм.
— Я вас не понимаю, — пролепетала Елизавета, с ужасом глядя на супруга.
— Гугеноты — вот название болезни, мадам. А сейчас ступайте к себе, и молитесь о спасении душ убиенных, если только это вас заботит.
И он дал знак ее фрейлинам — иностранным девицам, приехавшим с ней. Они окружили Елизавету, и все вместе вышли, провожаемые хмурым взглядом короля.
К неудовольствию Карла, его супруга сочувствовала реформатам.
Едва они удалились, как сквозь раскрытые двери вбежала Марго, а следом — нет, не вбежали, а ввалились — два гугенота, все в крови с головы до ног, с резаными и колотыми ранами на теле.
— Д'Арманьяк! — воскликнул Генрих Наваррский.
— Миоссен! — изумился Конде.
— Король, брат мой! — вскричала Марго. — Сжальтесь над этими двумя, если это в вашей власти! Они бросились к моим ногам, умоляя спасти их жизни! Я не могла позволить растерзать их тела на моих глазах и остановила банду убийц, закрыв несчастных собою. Меня назвали королевой еретиков и попробовали отобрать у меня свои жертвы, но вмешался Клермон-Тайар, с его помощью я и добралась сюда, скользя в крови и перешагивая через трупы, которыми устланы коридоры Лувра.
— Кто посмел попытаться коснуться тела сестры короля Франции?! — заорал Карл, и глаза его налились кровью. — Кто?! Назови мне имена!
— Одним из них был Морвель, других я не знаю.
— А, наемный убийца королей! Мало того, что он не сумел подстрелить адмирала, так посмел еще и ослушаться приказаний моей сестры! Я прикажу повесить мерзавца, какие бы подвиги во славу веры он ни совершил нынешней ночью!
Д'Арманьяк и Миоссен бросились к королю Наваррскому и упали к его ногам:
— Сир! Убивают наших братьев! Везде и повсюду трупы, кровь льется ручьями, течет по этажам и лестницам и стекает во двор! Убивают даже женщин! Правосудия, государь! — теперь они повернулись к Карлу.
— Оно в руках господа, — ответил король и перекрестился. — Не надо было устраивать заговоров против короля и никто бы вас не тронул.
— Клянемся жизнью, сир, что мы не устраивали никаких заговоров, у нас даже и в мыслях такого не было!
— Спросите у господ Гизов, они вам скажут. Теперь уже поздно что-то менять.
Они снова повернули окровавленные лица к наваррскому королю:
— Убит Шарль Лаварден, ваш гувернер, а ведь мы вместе ехали в Париж на вашу свадьбу; убит Бовуа, Пардальян, де Пон… убиты все! А сейчас католики отправились к адмиралу и его зятю…
— Пощадите этих несчастных, брат, — взмолилась Марго, — нет моих сил смотреть на их страдания!
— С таким же успехом ты могла бы просить за всех казненных! — крикнул ей в лицо Карл. — Этим, выходит, повезло; а те, просто-напросто, не напоролись на тебя в коридорах Лувра.
Тем временем Миоссен упал, не в силах больше стоять на ногах, видимо, и раны были серьезны. Д'Арманьяк хотел помочь подняться, но, обессиленный, упал на него. Их кровь, смешиваясь, текла по полу прямо к ногам Карла.
— Черт возьми! — воскликнул король и отошел в сторону. — Так ты хочешь, чтобы их оставили в живых? Выходит, я собственноручно подарю жизни шести гугенотам? Забавная получается картина.
— Твое милосердие зачтется Господом, — произнесла Марго.
— Так же, как и мои грехи. Что перевесит, как думаешь, Наварра? Но так и быть, Бог велел нам быть милосердными, и я не отступлю от его заповеди. Но с одним условием, — он повернулся к сестре. — Ты просишь меня подарить жизнь этим двум протестантам, а я в обмен на это прошу тебя сохранить жизни вот этих двух, — он указал на Лесдигьера и Матиньона, уже проявлявших признаки нетерпения. — Ты доведешь их до дворцовой ограды, дальше — уже не твоя забота.
Маргарита повернула голову.
— Лесдигьер, вы?! Бог мой, значит, вас не убили там, внизу, во дворе? А мне показалось… И вы, Матиньон? Но что же я могу? Как я сумею вывести вас из Лувра, ведь ворота закрыты, всюду — как перед ними, так и за ними полно вооруженных солдат и горожан с оружием…
— Ах, черт возьми, Марго, выведи их через калитку в саду против улицы Жан-Сен-Дени. Охраны там нет, все уверены, что никому не удалось выйти из Лувра живым. Но даже если и стоят там часовые, то они не посмеют, не послушать тебя, ведь ты сестра короля и наваррская королева, а с тобою двое дворян, совершенно целых и невредимых; кто подумает, что это гугеноты? Из каждого уже выпустили кровь, уцелеть не мог никто. Но на всякий случай скажи им пароль.
— Я не знаю его, брат.
Карл вышел в коридор и громко позвал начальника дворцовой стражи. Через минуту он вернулся и произнес одно только слово:
— Месса.