Повсюду по улице сновали люди, выходившие из особняка Колиньи и тащившие на себе награбленное добро. Все окна в доме были распахнуты настежь, в них виднелись вооруженные люди, молча и деловито выполнявшие работу по разграблению жилища адмирала. У дверей лежало двое изрубленных гугенотов, под окном — еще один, уже раздетый. Неслышно было ни криков, ни звона оружия, которые сопровождают обычно любую схватку, из чего Матиньон тут же сделал вывод, что с адмиралом давно уже покончено. Но теперь разворачиваться и уходить с этого места было небезопасно, их могли сразу же заподозрить, тем более что некоторые начали уже с любопытством поглядывать в их сторону. Поэтому Матиньон, решив, что лучшим способом защиты явится нападение, перекинувшись парой слов с Лесдигьером, решительно и бодрым шагом направился к одному из городских ополченцев, по-видимому, старшему, так как он давал указания выходящим из дома.
Ну как, — спросил Матиньон, подходя к нему и указывая кивком головы на окна второго этажа, где была комната Колиньи, — свершилось? Я вижу, адмирала уже отправили к праотцам, и нам здесь делать нечего.
Старшина подозрительным взглядом окинул незнакомцев, но не усомнившись в том, что перед ним добрые католики, которые к тому же еще и улыбаются, охотно заговорил:
— Славное было дело, жаль, что господа дворяне опоздали. Ну да видно, вы заняты были другим, поскольку плечо у вас в крови, да и прихрамываете вы немного.
— Ты прав, приятель, нам пришлось поработать в Лувре, и избавляя особу короля от этих нечестивцев-гугенотов, которые готовы уже были выступить против него с оружием в руках. Но, хвала господу, нам удалось их перебить.
— Слава нашему королю! Смерть гугенотам! — закричал старшина, потрясая в воздухе пищалью.
— Смерть! Смерть им всем! — сразу же поддержали его остальные, которые, видя миролюбивую беседу дворян с начальником, сразу же перестали обращать на них внимание.
— Жаль, что мы опоздали и дело обошлось без нас, — покачал головой Матиньон, глядя на залитый кровью балкон второго этажа, — Чертовски хотелось понаблюдать это зрелище. Ну да, быть может, ты расскажешь нам, как все происходило, ведь ты, наверное, все видел?
— Охотно расскажу, если ваши милости немного запасутся терпением, — оживился старшина, который был рад случаю поведать двум благородным дворянам о трагических событиях, свидетелем которых он был. — Сам герцог Гиз был здесь, — с гордостью сказал он, — и с ним еще один, говорят, побочный брат нашего короля. Они-то и отдавали приказания. Сначала мы перебили стражу адмирала, которая охраняла двери и лестницу на второй этаж, а потом и его самого.
— Да ведь с ним были его слуги! — не удержался Лесдигьер. — Куда же они подевались?
— В том-то и дело, что было их всего не больше десятка, остальные удрали.
— Вот, значит, как они защищали… своего славного адмирала.
— Да уж выходит, что так.
Горожанин говорил правду, но не знал того, что Колиньи давно уже приготовился к смерти, услышав звуки набата, увидев измену охраны, которую недавно прислал герцог Анжуйский, и поняв, что смерть пришла за ним, когда ему доложили, что герцог Гиз вместе с бастардом Ангулемским и целым войском из швейцарцев и городской милиции подошел к его дому, чтобы отомстить за отца, в гибели которою, по его глубокому убеждению, адмирал повинен. И Колиньи отпустил всех своих дворян, сказав им, чтобы спасались, кто как может. Сказал, отвернулся и, уставившись в окно, стал читать молитвы, обращенные к Богу.
— С ним осталось всего несколько человек, — продолжал старшина, — но тех мы быстро прикончили, а потом какой-то саксонец по имени Бэм заколол адмирала пикой и разрубил ему шпагой лицо. Потом они с кем-то подняли его и бросили вниз вот с этого самого балкона, — и рассказчик указал рукой на балкон, который и привлек вначале внимание Матиньона. — Герцог перевернул труп на спину, убедился, что это адмирал и есть, и, плюнув ему в лицо, сказал, что, хвала богу, он наконец-то отмщен. Ну да вы знаете, что он имел в виду смерть отца, который погиб от руки убийцы, подосланного адмиралом.
— И где же он теперь? — спросил Матиньон, заметив, что Лесдигьер сжал кулаки и незаметно ткнув его локтем в бок. — К го что, потащили в общую кучу?
— Нет, его поволокли к реке, собирались бросить тело туда, но, видно, понесут на Монфокон. Такой приказ только что отдал герцог. Должен же король полюбоваться на труп врага! Да вы можете еще успеть, его потащили вниз по Арбрсек.
— Неплохо бы, но у нас есть еще одно дело, и мы боимся опоздать. На улице Платриер живет один гнусный гугенот, наш давний враг, и мы торопимся разделаться с ним.
— А, это благое дело и никто не смеет вас задерживать. Но я могу дать вам несколько человек: бой, наверное, будет жарким.
— Спасибо, приятель, но мы справимся сами. Это дело нашей чести.
— В таких случаях надо действовать наверняка, — заметил старшина, — не один уже был упущен из-за излишней самонадеянности. Но не стану вас переубеждать, вам виднее. Удачной охоты, господа дворяне! Да, кстати, а куда подевались ваши повязки? Вы, наверное, потеряли их в схватке с еретиками.
— Повязки? Какие повязки? — спросил Лесдигьер.
— Да как же… — развел руками горожанин, — которые были у вас, — и он показал им на свою левую руку повыше локтя, обвязанную лоскутом белой материи. — Вы, должно быть, обронили их по дороге, и сами не заметили как. Странно, как же вас могли выпустить через ворота Лувра, ведь стража получила на этот счет строжайшие указания. Да и крестов нет на ваших шляпах…
И он замолчал, в ожидании объяснений уставившись на лица обоих дворян.
И тут Лесдигьер сразу понял, в чем дело, когда увидел точно такие же белые повязки на всех горожанах, снующих вокруг дома Колиньи, а на беретах и шапках у них — белые кресты.
— Действительно, черт возьми, — пробормотал он, растерянно переглянувшись с Матиньоном, — куда же она могла подеваться, ведь госпожа де Монпансье собственноручно надела ее мне на руку, — он пожал плечами и как можно естественнее рассмеялся. — Должно быть, она опасалась за мою жизнь, и ее пальцы сильно дрожали, оттого узел получился непрочным и повязка свалилась.
— А моя дама и вовсе забыла это проделать, — также передернул плечами Матиньон, — а теперь наверняка клянет себя за забывчивость.
— Хорошо еще, что нас не приняли за гугенотов, когда мы пробирались сюда! — воскликнул Лесдигьер, — не то, клянусь обедней, нам пришлось бы туго.
— Вот еще! — негодующе фыркнул Матиньон. — Хотел бы я посмотреть на того, кто осмелился бы напасть на фаворита герцога Анжуйского, брата короля, и на капитана его личной охраны!
Старшина отступил на шаг и, виновато улыбнувшись, пробормотал, сразу же сняв шляпу:
— Ваш друг прав, ваша милость, необходимо было принять меры предосторожности. В такой суете и при неверном свете занимающегося дня вас могли и не узнать. Счастье, что удалось добраться сюда без приключений.
