— А куда он уехал?
— В Эльзас, там его земли и где-то недалеко — замок Жуанвиль. Местные крестьяне вдруг вздумали бунтовать против непомерных налогов, и Гиз вместе с Невером отправились их усмирять.
— Не знаете ли, когда они вернутся? — поинтересовалась графиня.
— По всей видимости, скоро. Правда, прежде им еще придется задержаться в Нанси, — добавила Диана.
— А это далеко? — спросила Алоиза.
— Довольно далеко, свекор упоминал о двадцати днях пути. К полудню первого марта Гиз должен быть в Васси, оттуда дней десять-пятнадцать до Парижа.
— Васси? Что это?
— Небольшой городок в Шампани, который Франциск II подарил Марии Стюарт.
— Париж, наверное, встретит его с надлежащим пиететом, как ярого поборника истинной католической веры. Через какие же ворота герцог въедет в Париж?
— Надо думать, через Сент-Антуанские, ведь оттуда ведет дорога в Лотарингию.
— Не премину поделиться этой новостью с Анриеттой, уже заждавшейся своего ненаглядного супруга.
Они поболтали еще несколько минут, после чего расстались, мило попрощавшись. Алоиза в сопровождении пажа направилась в сторону покоев королевских детей, Диана с Лесдигьером вышла во двор Лувра, где ее ждал портшез с носильщиками и пажом, державшим под уздцы лошадь Лесдигьера.
В дверях особняка Монморанси Диану встретила служанка, Бертранда, которая вручила ей письмо.
— Кто приходил? — спросила герцогиня.
— Человек, который принес письмо, сказал, что оно от баронессы де Савуази.
Диана поднялась к себе и раскрыла вчетверо сложенный лист бумаги.
Мелким ровным почерком баронесса писала:
«Дорогая герцогиня! Я понимаю Вашу занятость политическими и гражданскими делами и не вправе предъявлять никаких претензий к дочери короля Генриха II, напрочь забывшей за текущими делами о своей верной подруге, напрасно ждущей весточки.
Вы могли бы скрасить мое одиночество, если бы прислали вместо себя заместителя, который отныне неотлучно находится при Вашей особе и совсем забыл старых друзей, которым он, надо заметить, многим обязан. Я не думаю, что требую слишком многого; для двух же вышеназванных особ свидание, на которое Вы дадите свое милостивое разрешение, явится бальзамом, пролитым на их исстрадавшиеся души, и будет лишним доказательством Вашей к ним любви.
К. С».
— О, Бог мой! — рассмеялась Диана, дочитав письмо до конца. — Камилла неисправима. Какой витиеватый слог! Чего проще было бы написать; «Диана, пришлите ко мне моего возлюбленного, я ужасно страдаю от долгой разлуки с ним». А ведь когда-то была не в меру лаконичной.
Она позвонила в колокольчик. Тут же в дверях появился лакей и склонился в поклоне.
— Позови Лесдигьера. Он, вероятно, во дворе со своей собакой.
Спустя несколько минут Лесдигьер вошел в кабинет герцогини:
— Вы звали, ваша светлость?
— Да, Лесдигьер. Кое-кто из наших общих друзей недоволен вашей забывчивостью по отношению к нему и просит вас навестить его.
— И кто же это?
— А вы еще не догадались?
И тут до него дошло. Святый Боже, да ведь они не виделись уже целую неделю!
— О, если вы говорите о друге, живущем на углу улиц Проповедников и Сен-Дени…
— Именно о нем и идет речь, сударь, и если вы немедленно не отправитесь туда, вы меня разочаруете.
— О мадам, — пылко воскликнул Лесдигьер, — как вы могли подумать!.. Простите… ваша светлость.
Диана засмеялась:
— Ступайте, кавалер, ступайте, ветреный любовник, и помните: я отпускаю вас до утра. Передайте баронессе мой самый пламенный привет и скажите, что мы встретимся с ней завтра, на утренней мессе в церкви Сент-Ле.
Лесдигьер поклонился и вышел. Через несколько минут он оказался уже на улице Монморанси. На нем был белый атласный костюм, на голове — шляпа с синим пером, в кармане лежал туго набитый кошелек, на боку висела шпага с золоченым эфесом, а весь вид его говорил о том, что он весьма доволен жизнью. Выбрав самый короткий путь, Лесдигьер вскоре очутился перед дверью баронессы, что открывалась на улицу Шанварери. Юноша настойчиво принялся стучать кулаком в двери, над которыми не висели молоточки.
Но долго барабанить в дверь ему не пришлось. Почти тотчас вышла служанка. Поглядев на гостя через окошко, затянутое мелкой сеткой, и узнав посетителя, она тут же впустила его.
— Это вы, сударь, слава Богу! Моя госпожа очень сердита на вас.
— И только-то? — улыбнулся Лесдигьер и ущипнул ее за щеку. — Ну, этот вопрос мы легко уладим.
— Кто там, Розита? — послышался в это время голос сверху.
— Шевалье де Лесдигьер, мадам, — громко сказала служанка.
На площадке второго этажа показалась вначале обрадованная, а затем вмиг ставшая надменной баронесса.
— Ах, вот оно что! — «равнодушно» протянула Камилла де Савуази. — А я-то думала, что свет второй звезды совсем затмил свет первой…
— Как вы можете так думать обо мне, Камилла? — проговорил юноша, входя в гостиную вслед за хозяйкой.
— …и та погасла навсегда, забытая тем, — продолжала баронесса, садясь на диван, — в ком страсть к служебному рвению оказалась выше не только чувства признательности, но даже и простой дружбы.
— Клянусь вам, сударыня, — пылко воскликнул Лесдигьер, — что все это время я думал только о вас, единственной женщине, которой я всем обязан и без которой давно уже не мыслю своего существования!
Она с упреком посмотрела на него:
— С трудом верится, мсье.
— Камилла, да что с вами сегодня? — он сел рядом с ней на диван. — У вас дурное настроение? А впрочем, ругайте меня, я действительно виноват, но знайте, что мадам герцогиня здесь совершенно ни при чем и мои чувства к ней не превышают простых обязанностей обыкновенного раба. Будь по-другому, разве она отпустила бы меня к вам?
Камилла отвернулась, чтобы скрыть радостную улыбку.
— Так это она вас отпустила?
— Разве посмел бы я сам, без ее позволения, покинуть дворец, моя Афродита?
[38]
— А сами испросить у ее светлости разрешения на это вы, конечно, не догадались.
— Откуда вы знаете, что герцогиня сама, по собственному побуждению, отпустила меня?
— Потому что я попросила ее об этом. Я написала ей письмо и упрекнула в том, что она злоупотребляет своим положением по отношению к вам.
— Как! И вы посмели… принцессе королевской крови?..
