Они отправились дальше, и Карл, воодушевленный своими победами, в упоении воскликнул:
— Я им покажу, кто настоящий король Франции! Они еще узнают короля Карла IX!
Наконец они вышли через калитку, миновали перекресток с улицей Бовуар и очутились на улице дю Шантре. Здесь, у самого первого дома, их поджидала карета королевы Наваррской, с которой благоразумно были сняты гербы дома Бурбонов. По обеим сторонам ее выстроились гугеноты верхом на лошадях, остальные составили эскорт королевы.
Жанна подошла к карете.
Ла Торше распахнул дверцу.
Жанна обернулась:
— Сир, как мне благодарить вас за все, что вы для меня сделали?
— Пустяки, мадам, — скромно ответил король и слегка улыбнулся. — Это всего лишь мой первый выход, и окончился он, надо сказать, весьма удачно. И потом, разве не святая обязанность монарха — сохранять мир в королевстве?
— До свидания, сир, — улыбнулась Жанна, — и да будет счастлива Франция при вашем правлении.
— Доброго вам пути, мадам, и верьте: когда страсти немного поутихнут, вы всегда будете самой желанной гостьей в моем доме.
— Прощайте, маршал, и вы, господин Лесдигьер. Я никогда не забуду той услуги, что вы мне оказали. Простите мне, если я усомнилась поначалу в вашей преданности, но теперь, когда я убедилась в этом, запомните, что королева Наваррская не забывает своих друзей и умеет ценить их заслуги.
— В добрый час, Ваше Величество, и да хранит вас Бог в пути, — и маршал склонил голову.
— Лесдигьер молча, приложив руку к груди, поклонился королеве. Когда выпрямился, увидел протянутую к нему руку. Он благоговейно поцеловал ее и в этот миг почувствовал, как в его ладонь что-то упало. Он разжал ее — на ней лежал перстень. Их глаза встретились.
— До скорой встречи, мой славный гугенот, — с печальной улыбкой сказала королева.
— Если бы только могла она тогда знать, что принесет ей их следующая встреча, которая произойдет только через семь лет!..
— Жанна поцеловала сына, сына нежно обняв его, потом быстро села в карету. Один из дворян дал знак, и отряд тронулся с места. Шагов через пятьдесят гугеноты свернули налево и помчались по улице Сент-Оноре в сторону Булонского леса.
* * *
— После резни в Васси католики подняли головы и, уповая на безнаказанность, учинили массовые истребления протестантов в Санси, Осерре, Кагоре, Каркассоне и Авиньоне. Принц Конде, отныне признанный главным предводителем реформаторов, начал собирать войско, готовясь к неизбежной войне.
— Жанна Д'Альбре, которая, повинуясь приказу мужа, должна была удалиться в Вандом, остановилась в Мо, где ее появление придало решимости вождям протестантской партии и вселило веру в победу в самих протестантах. После этого она отбыла в Вандом, убедив адмирала и Теодора де Беза в том, что отныне надлежит действовать не разговорами, а оружием.
— Собрав армию, Конде отправился в поход и взял Орлеан. Вместе с ним был и кардинал де Без.
— Так началась война.
— Узнав об этом, а также о том, что Колиньи в Мо просит денег в Женеве для набора рекрутов, Екатерина поняла, что теперь ей надлежит уничтожить мятежников, представляющих с этого момента прямую угрозу трону ее сыновей, и стала собирать армию католиков, разослав по всей стране отряды вербовщиков во главе с капитанами и написав письма в Рим и Мадрид.
— Католики тем временем вовсю начали бесчинствовать. В Туре они вырезали и расстреляли из аркебуз несколько сот гугенотов; трупы их сбросили в Луару. В Анжере они захватили одним махом около двухсот человек в плен и принялись издеваться над ними: детей вешали на глазах отцов и матерей, последним рубили головы на глазах детей. Остальных колесовали или топили живьем в бочках с нечистотами. Командовал здесь герцог де Монпансье
[47]
, сын принца Бурбонского де Ла Рош Сюр Ион и Луизы Бурбонской, герцогини де Монпансье, своей дальней родственницы.
— В ответ на произвол католиков Конде занял Тур, Анжер и Блуа. «Усмирители непокорных» позорно бежали оттуда вместе со своим герцогом. Вслед за этими городами протестантам сдались Руан и Лион.
— Но, несмотря на быстро собранную к тому времени армию почти в двадцать тысяч, Екатерина попыталась прийти к мирному соглашению с вождями гугенотов, для чего отправила в Орлеан в качестве послов маршалов де Косее и де Вьевилля. Те должны были уговорить братьев Шатильонов (Колиньи и Д'Андело) прибыть в Париж для переговоров. Предвидя не только недоверие, но и возмущение такого рода предложением, королева-мать в письменной форме поклялась в обеспечение гарантии жизни двух братьев прислать в Орлеан заложников.
— Колиньи усмехнулся. Старая хитрая лиса! Она что, не понимает, с кем имеет дело, или считает адмирала Франции вовсе выжившим из ума стариком, чтобы согласиться на подобное предложение? Что для нее заложники, когда у нее и без того полно маршалов, герцогов и прочих вождей ее войска? Лишние несколько пешек на шахматной доске. А что такое Шатильоны? Это потеря одним махом двух ладей. Но, даже сдержав слово и не замарав свою душу клятвопреступлением, она не сможет воспрепятствовать тому, что двух вышеупомянутых братьев убьют не царедворцы и не в ее дворце, а простые горожане нечаянным выстрелом из аркебузы с крыши любого дома или из окна.
Так заявил адмирал послам, подчеркнув, что он думает, прежде всего, о деле и людях, которых он защищает и которые отдались под его власть.
С тем послы и уехали обратно.
Тем временем западные города, в которых давно уже витал дух кальвинизма, сами открыли ворота протестантам. Это были Ла Рошель, затем Пуатье, потом Гавр и Дьепп.
Обозленные на католиков, наслушавшись рассказов про их жестокости, гугеноты принялись громить церкви, сжигать иконы и разбивать распятия. В Туре были разорваны и брошены в грязь реликвии св. Грациана и св. Мартена; в Бурже разрушили церковь, разбили статуи и надели на себя священные одежды католических великомучеников; золотые и серебряные потиры и дароносицы переплавили на монеты, а из колоколов отливали пушки. В Орлеане разрушили склеп с останками Франциска II и сожгли его сердце или то, что от него осталось; в Клери добрались до могилы Людовика XII, вытащили его останки и развеяли по ветру. В Бурже вытащили из могилы и сожгли останки Жанны Французской, дочери Людовика XI, бывшей супруги Людовика XII, разведенной с ним после его восшествия на престол и умершей шесть лет спустя, аж в 1504 году.
Взбунтовавшиеся гугеноты громили городские церкви, безжалостно выбрасывая монахов из окон. С молчаливого потворства королевы Наваррской они разграбили собор Св. Георгия — место погребения Бурбонов-Вандомских, — и извлеченными из усыпальниц скелетами усеяли все близлежащие улицы. Не избежали подобной участи даже останки Карла Вандомского и Франсуазы Алансонской — родителей Антуана Наваррского. Казалось, Жанна Д'Альбре мстит, таким образом, супругу за измену вере, за притеснения протестантов, за ненависть и равнодушие лично к ней, за то, наконец, что Антуан разлучил ее с сыном и, по слухам, собирается склонить мальчика к принятию католичества.
