— Поймите вы, — заговорил он, устав ждать ответа, — силы протестантов чересчур велики, и королю не справиться с ними без главнокомандующего… без моей помощи, Монморанси! Я говорю это вовсе не из хвастовства, вам известен мой талант полководца, а мне знакома военная тактика адмирала. Я уже помог королю, взяв Руан и разбив Монтгомери, правда, это случилось без него ведома. Теперь я хочу положить к стопам короля Орлеан (коннетабль вздрогнул) и этим самым вымолить у него прощение и вновь вернуться ко двору, при котором отныне не будет мятежников, замышляющих козни против священной особы Его Величества. К этому я добавлю еще и то, что с тех пор, как войско лишилось своего главнокомандующего, многие католики стали переходить в лагерь гугенотов, и он усиливается с каждым днем.
Монморанси хотел заметить, что это произошло после резни в Васси, но промолчал. Сейчас его беспокоило другое.
— Католическая партия ослабла, — продолжал Гиз, — папа недоволен политикой двора, скоро от нас отвернется Испания, зато подаст руку мятежная Елизавета.
— Вы так думаете? — спросил коннетабль, прекрасно разыгрывая удивление.
— Как, разве вам не известно, что гугеноты договариваются с англичанами о совместной борьбе против католиков во Франции, и за это они обещают им Кале и Гиень?
«Что же ты не скажешь о своем договоре с испанцами, — подумал коннетабль, — уж у тебя-то размах пошире, чем у Конде».
Вслух же сказал:
— Что ж, игра стоит свеч.
Герцог оторопело уставился на него:
— Я вас не понимаю. Вы что же, разделяете взгляды гугенотов? Согласны с их действиями?
— А что в этом плохого? Зато в стране воцарятся мир и спокойствие.
— Но Кале?! Ведь я совсем недавно отнял его у англичан и положил к ногам Генриха II!
— Ну, так что же? Мы снова отдадим его им.
— А Гиень?
— Что такое Гиень по сравнению с миром и спокойствием в королевстве? Зато мы будем иметь союзницей сильнейшую морскую державу, обладающую самым совершенным флотом. Гиень все же не Бургундия.
Герцог де Гиз побледнел, и подозрение мигом закралось в его душу. Но коннетабль, внимательно следивший за выражением его лица, понял, что дальше играть не следует, и мягко проговорил:
— Ну-ну, герцог, я пошутил. Никто не собирается отдавать англичанам ни Гиень, ни Кале. Это территория Франции, и никому ее у нас не отнять. Разве только развязав войну.
— От ваших шуток, коннетабль, веет холодком, — проговорил герцог.
— Лишь бы не смертью, — обронил Монморанси и продолжал, как ни в чем не бывало: — Так о чем бы вы хотели переговорить с королевой, герцог?
Гиз помолчал, потом, нахмурившись, произнес:
— Я полагаю, это должно касаться только Ее Величества и меня.
— В таком случае я предоставляю вам действовать самому, раз вы уверены, что вас с распростертыми объятиями ждут в Лувре.
— Я понимаю… — Гиз прикусил губу. — Вы берете меня за горло. Я хотел бы…
— Поймите, герцог, вы просите меня оказать вам услугу. Но мы не настолько близки, чтобы я содействовал вашему прощению, не получив ничего взамен.
— Чего же вы хотите?
— Чтобы вы ознакомили меня со своими планами в отношении… Франции. С пустыми руками в гости не ходят.
— С чего вы взяли, что у меня могут быть какие-то планы?
Коннетабль усмехнулся:
— Вас ведь зовут Франциск де Гиз? Вот у меня служит конюх, его зовут Фрипо, у него действительно нет никаких планов, они ему не нужны. Он мечтает только о сытом желудке да о том, чтобы прижать в углу какую-нибудь красотку, остальное его не интересует. Так вот, если у герцога де Гиза нет никаких планов, значит, его можно считать таким же Фрипо.
— Довольно, коннетабль! Я расскажу вам о своих замыслах. Но зачем вам это сейчас, если завтра вы все равно узнаете обо всем от самих августейших особ?
Губы коннетабля скривила слабая улыбка. Он знал, что королева-мать передаст ему содержание беседы с Гизом, но только наполовину, и вот эту-то вторую половину он и хотел знать сейчас.
— Я хочу быть в курсе дел раньше их. К тому же мне хочется проверить, насколько искренней будет со мной королева-мать и насколько честным окажетесь вы. Если вы скажете неправду, я сразу же узнаю об этом. Я достаточно пожил на свете, чтобы научиться разгадывать всевозможные хитрости. Если скажете правду, я тоже об этом догадаюсь. В первом случае вы проиграете, во втором — выиграете. Видите, я честен и веду с вами открытую игру. Итак, какой шаг вы собираетесь предпринять для обеспечения мира в королевстве?
— Я займусь этим, когда уничтожу гугенотов.
— Кажется, у вас это навязчивая идея, вы становитесь одержимым. Можно подумать, что гугеноты отняли у вас все ваши владения, а ваше семейство истребили поголовно.
— Так и случится, если мы не заключим союз с иностранными державами против кальвинизма.
Коннетабль весь напрягся. Если Гиз назовет Испанию — он искренен.
— Что же это за державы? — спросил он.
— Испания. Она должна нам помочь. Людьми, прежде всего. В борьбе против еретиков.
— Сколько же вам надо солдат?
— Много. Столько, чтобы хватило для моего победного марша по Франции.
— Под каким же знаменем вы собираетесь выступать?
— Красного цвета.
— Что это означает?
— Кровь.
— А ваш девиз?
— «Смерть гугенотам!»
— Так, так, — коннетабль прошелся по комнате. Потом остановился у окна с причудливой мозаикой стекол и снова стал выстукивать пальцами военный марш, но теперь по подоконнику. — К чему же тогда негодовать на действия Конде в его сношениях с Англией? — внезапно спросил он. — Ведь эта вынужденная мера является только противодействием вашим целеустремлениям.
— Вы полагаете, Конде известно о наших замыслах? Но каким образом?
— Спросите об этом у самого Конде. Однако вернемся к нашему разговору. Речь шла о помощи, которую вы требуете у Филиппа II. Ну а взамен? — спросил коннетабль и в упор посмотрел на собеседника. — Ведь испанцы потребуют что-то взамен.
Гиз ничуть не смутился:
— Вряд ли. Ведь Екатерина Медичи в родстве с папой, и просьбу Филиппу от имени Карла IX передаст папа Пий IV.
— Ну а если все же вы обманываетесь в своих ожиданиях?
— Что ж, в таком случае я щедро одарю солдат, а испанскому королю подарю какое-нибудь свое графство, у меня их предостаточно на границе с Лотарингией.
— И вы думаете, он этим удовлетворится?
— Безусловно. Он сам рад будет предоставить нам эту помощь, ибо спит и видит, как объединить Францию с Испанией и сделать все это абсолютной монархией с Габсбургами
[50]
во главе.
