Шомберг понял, что перед ним именно тот, кто был ему нужен, однако на всякий случай уточнил:
— Вас зовут Гийом де Ремон?
— Да, это я, — не отрываясь от письма, подтвердил хозяин. — Что вы хотели мне сообщить?
— Собирайтесь, сударь, и поживее. Вас ждут в Париже.
Господин Гийом отложил в сторону перо и вперил острый, колючий взгляд в Шомберга:
— Кто вы такой, мсье, и по какому праву вы командуете у меня в доме?
— Служба коннетабля! — коротко ответил Шомберг.
— Вот как? — старик нахмурился и живо поднялся с места, не сводя глаз с собеседника. — Кому я понадобился в Париже, сударь?
— Анну де Монморанси.
— У вас есть приказ, милостивый государь? — недоверчиво спросил он.
— А, черт возьми, вот бумага! Читайте, сударь! Надеюсь, подпись коннетабля де Монморанси и его герб вам известны?
Старик пробежал глазами лист бумаги и торопливо вернул его Шомбергу:
— Что же вы сразу не сказали, мсье! Дело, я вижу, спешное, а мы попусту тратим время в бесполезной перепалке. Я мигом соберусь. Подождите меня внизу. Святой Боже, сам великий коннетабль…
Вскоре он спустился вниз, облаченный в дорожный костюм.
— Годсельм! Моего коня! Баярда! Живее!
…Как и обещал Шомберг, едва часы монастыря Сен-Катрин и колокол церкви Сен-Поль пробили шесть, он уже входил в кабинет Анна де Монморанси, ведя за собой пожилого человека небольшого роста с торопливой походкой, быстрыми и отточенными движениями, с живым, острым взглядом карих глаз. Гость прошел по комнате несколько шагов и остановился, учтиво поклонившись человеку, сидящему за столом.
— Оставь нас, Шомберг, — сказал коннетабль, сделав жест рукой, — но не уходи далеко, ты скоро понадобишься.
Шомберг ушел. Хозяин и гость остались вдвоем.
— Гийом де Ремон? — спросил коннетабль. — Тот самый, отец которого служил еще при Карле VIII во время начала итальянских походов и давал уроки фехтования самому Карлу и его сыну Людовику?
— Вы абсолютно верно информированы, ваша светлость, это действительно был мой отец, барон Жоффруа де Ремон.
— Присаживайтесь к столу, господин де Ремон, — и коннетабль жестом указал на кресло. — Ведь мы с вами далеко не молоды, и крепость в ногах уже не та, что была этак лет тридцать тому назад.
— Это правда, — согласился Гийом.
Коннетабль подождал, пока гость усядется и приготовится слушать.
— Большая у вас семья? — спросил он.
— Сын и дочь. В доме еще служанка и мой лакей.
— Ваш сын Никола де Ремон женат на дочери барона де Лонгеваль и живет в Иври, а ваша дочь, обманутая неким пехотным капитаном, вместе с ребенком живет с вами, верно?
— Все именно так, мсье коннетабль. Но откуда вам это известно?
— Моя полиция работает лучше, чем королевская. Но главное не это. На какие доходы существует ваша семья?
— Моя дочь служит гувернанткой в доме банкира Пуано, а я…
— А вы время от времени даете уроки фехтования всем желающим, — Только тем, кто хорошо платит, ибо я знаю цену своему мастерству и не продаю его за гроши.
— Значит, ваши клиенты — люди из состоятельных аристократических семей?
— Да, монсеньор. Те приемы, которым я обучаю, стоят недешево.
— Кто из дворян высшей аристократии или, быть может, из членов королевского семейства брал у вас уроки?
— Одну минуту… — гость нахмурил лоб. — Это были, помнится, маршал де Таванн, граф де Сент-Андре и герцог Омальский де Гиз.
— И это все?
— Нет. Однажды у меня брал уроки сам принц Конде.
Коннетабль не шелохнулся, хотя именно это интересовало его сейчас больше всего.
— Вы католик? — спросил он.
— Я впитал эту веру с молоком матери.
— Как же вы решились давать уроки вождю протестантов?
— О монсеньор, — немного смутившись, проговорил де Ремой, — тогда он еще не был вождем гугенотов, а только принцем крови; и он хорошо платил, а в нашем бедственном положении не приходилось выбирать.
— …хотя вы и знали, что он принадлежит к протестантской партии.
Господин Гийом прокашлялся, внезапно поперхнувшись.
— Да, монсеньор, мне было об этом известно.
— Ну, хорошо, — откинулся на спинку стула коннетабль, — что было, то прошло, забудем об этом. Теперь скажите, помните ли вы те уроки, которые давали принцу? Я хочу спросить, показывали ли вы ему какие-то особенные приемы, которые не знает ни один человек?
Старый учитель опустил голову, силясь вспомнить события десятилетней давности. Минуту-другую продолжалось молчание; наконец лицо его прояснилось:
— Да, я действительно показывал ему несколько таких приемов, хотя сегодня они, быть может, уже устарели. О них знает еще, помнится, граф де Сент-Андре.
— Маршала де Сент-Андре нет в живых, следовательно, секреты вашего мастерства известны лишь принцу Конде?
— Да, монсеньор, если он не показывал этих приемов никому другому.
— Будем надеяться. Что за секретные приемы? Расскажите.
Учитель виновато улыбнулся:
— Они все обманные и запрещены в честных поединках. Это двойной страмассон
[59]
с ложным контрбатманом в четвертое соединение и обманная полутерция
[60]
с выходом на толчок из девятой позиции.
— Хорошие же приемы показываете вы своим клиентам, — покачал головой коннетабль. — Вас самого обучал этому отец?
— Да, — кивнул гость. — Его светлость заплатил мне хорошую сумму… Мне пришлось согласиться.
— Сколько же заплатил вам Конде?
— Сто пистолей.
— Сможете ли вы сейчас научить тем же приемам, которыми владеет Конде?
— Монсеньор, если потребуется, я готов по вашему приказу обучить хоть медведя.
— Вашим учеником будет не медведь, а мой сын.
— Что ж, пусть будет так, — невозмутимо ответил Гийом.
— Сколько дней нужно, чтобы он овладел теми приемами?
