— А скоро ли будет готов ужин, Бовуа? — спросил Генрих Наваррский.
— Потерпите еще немного, принц, — ответил старый солдат. — Верно, вы здорово проголодались?
— Я с удовольствием съел бы сейчас дыню, одну из тех, за которыми мы лазали с сестричкой Марго. Помнишь, Маргарита?
Он намекал на то, как совсем недавно они вдвоем ползали по грядкам в поисках спелых дынь. Это было в королевских садах, расположенных вдоль городской стены слева от Бастилии.
— Помню, земля тогда была сырой, и вы перемазались как черти, — произнес Генрих Анжуйский.
— Ох, и досталось же мне в тот раз от матушки, — вспомнила Маргарита.
— На этот раз вам не придется лезть в огород, — сказал Бовуа, — вам их подадут.
— Разве на десерт у нас сегодня дыни? — обрадованно спросила принцесса.
— Совсем не интересно есть дыни, которые кто-то сорвал и кто-то нарезал, — возразил Генрих Наваррский на замечание Бовуа. — Гораздо интереснее есть плод, сорванный своими руками. Это все равно как если бы девчонку раздели и уложили в постель, а потом раздели бы и тебя. Приятнее сделать это самому.
— Верно, — согласился Конде. — А еще приятнее наблюдать, как женщина раздевается сама.
Бовуа только вздохнул и сокрушенно покачал головой.
— О чем это вы тут так мило беседуете? — внезапно спросил любопытный женский голос совсем рядом.
Все встрепенулись и повскакивали со своих мест. Никто и не заметил, как к костру неслышно подошла королева-мать.
Маргарита поскребла нос ногтем, придумывая ответ, Генрих Анжуйский внезапно закашлялся, Конде, улыбаясь, изображал саму невинность, Генрих Наваррский с любопытством глядел на приветливое лицо мадам Екатерины. Он и ответил первым на ее вопрос:
— Ваше Величество, мы спорили, почему у гугенотов дыни вкуснее, чем у католиков.
— Вот оно что! А разве это так? — все еще сохраняя легкую улыбку на лице, спросила королева.
— Несомненно.
— Ну и почему же?
— А как вы думаете, Ваше Величество?
— Право, я не знаю, — пожала плечами мадам Екатерина.
— Потому что на юге дыни спеют под солнцем, а на севере под дождем, — ответил принц Наваррский.
Она внимательно посмотрела на него, отметив про себя, что улыбка сползает с лица. Несомненно, этот мальчик хорошо разбирался, что к чему, и своим ответом дал понять королеве Франции, что уже сейчас, не говоря о будущем, перед ней стоит опаснейший враг ее и ее сыновей. Это был ответ истинного сына наваррской королевы, этот человек был подлинным сыном юга, и Екатерина смутно почувствовала в нем врага, с которым будет бороться всю оставшуюся жизнь.
Глава 7
С севера на юг
На следующий день позавтракали, собрали лагерь и вновь тронулись в путь. Остановились в Сансе, где почтенные отцы города радушно приняли членов правительства, прибывших с миротворческой функцией. 17 марта снова отправились в дорогу и вскоре были в Труа. Королевский поезд уже при подъезде к городу встречали старшины из членов городской Ратуши и купеческих сообществ, а также епископ Труа в золоченом облачении, с посохом и в фиолетовой митре на голове, в окружении капелланов, пасторов и монахов. Все население города к тому времени уже собралось у городских ворот и запрудило близлежащие улицы, а на той, по которой должен был проехать королевский кортеж, из всех окон, с крыш, с деревьев выглядывали любопытные, мечтающие хотя бы один-единственный раз увидеть юного короля и членов его семейства. По случаю торжественного въезда у западных ворот города возвели две колонны со статуями Правосудия и набожности, украшенные цветами и разноцветными лентами, и триумфальную арку с Минервой
[67]
и святым Людовиком.
В эту ночь радушные горожане Труа пополнили свои кошельки звонкими парижскими монетами, ибо желающих переночевать в домах и на дворах, примыкающих к центру города, где располагалось здание городской Ратуши, было немало.
Утром купеческий старшина повел короля и королеву-мать по цехам и познакомил их с образцами шерстяных тканей, экспортируемых не только на внутренний, но и на внешний рынок: в Италию, Лотарингию и другие области и страны Европы. И, хотя зрелище для членов королевского семейства было явно малоинтересным, они выдержали это испытание, ибо их королевский статут предусматривал идти еще и не на такие жертвы. На прощание всем были подарены новые шерстяные плащи различных цветов, а королю Карлу преподнесли темно-зеленый охотничий костюм, обшитый золотым позументом.
Вдоволь наглядевшись на короля и разряженное в пух и прах придворное общество, народ стал понемногу расходиться, чтобы вновь собраться завтра.
Через несколько дней был дан сигнал запрягать лошадей. Процессия выехала из городских ворот в полдень и взяла направление на Лангр, оттуда на Дижон.
В Дижон прибыли уже под вечер, встретив там самый радушный прием, расположились на ночлег в домах именитых людей и на постоялых дворах. Утром следующего дня, показав себя горожанам во всем блеске, двор принял участие в турнире, организованном правителями Бургундии. Вскоре вновь собрались в путь и, миновав Шалон, правым берегом Соны направились по дороге, ведущей к Масону.
Как и предсказывал юный принц Наваррский, Жанна Д'Альбре не утерпела и, получив известие о выезде королевского двора из Парижа, выехала навстречу и нагрянула со всем своим войском как раз тогда, когда королева-мать показывала народу, собравшемуся сюда из близлежащих городов, деревень и сел, нового короля Карла IX.
Екатерина испугалась, когда ей доложили, что к городу приближается под предводительством своей Пентесилеи
[68]
туча всадников числом более трехсот, и приказала наместнику запереть ворота и приготовиться к обороне. Но слишком нерасторопными оказались здешние дворяне, и когда наконец стража, караулившая у ворот, получила такой приказ, то половина кавалькады вместе с королевой Наваррской уже въехала в город, где побывала еще три дня тому назад и оставила по себе нерадостную память, оскорбив процессию в честь праздника Тела Господня.
К замку наместника, где расположился двор, Жанна Д'Альбре подъехала с шумом и, не успела еще выйти из кареты, как уже побежали разыскивать ее сына.
Она лишь подходила к парадному крыльцу, как Генрих пулей вылетел из дверей и обнял ее, зарывшись лицом в складки ее одежды.
— Мама! Я знал, что увижу тебя здесь!
— Ты меня ждал, мой мальчик?
— Да, мама, я так скучал!
Она гладила его голову, не замечая слезу, скатившуюся по щеке.
