Лесдигьер молчал, не понимая, куда клонит юный принц.
— Под нажимом своего отца и старой королевы, — продолжал тот, — я принял мессу, но в душе остался верен слову, данному моей матери. Все об этом знают, поэтому меня по-прежнему называют принцем еретиков, на что я, конечно же, не обижаюсь. Я жду только, когда можно будет покинуть Лувр, и тогда — к черту мессу!
— Мы знаем об этом, принц, — кивнул Лесдигьер, — а потому с нетерпением ждем, когда вы освободитесь из плена и вернетесь к себе на родину вождем обиженных и угнетенных.
— Сейчас не об этом, — деловито продолжал Генрих. — Как вы думаете, гугеноты доверяют герцогу Франсуа де Монморанси?
Лесдигьер опешил, потом неуверенно проговорил:
— Думаю, что да.
— И это верно, если учесть интересы Монморанси, лояльно относящегося к обеим партиям, но радеющего, прежде всего о благе государства.
— Принц, вы рассуждаете, как король.
— Я и есть король.
— Но ведь вам только двенадцать и жива еще ваша мать, королева Жанна.
— Она королева Наварры, а я буду королем Франции. Так сказал Нострадамус.
Лесдигьер промолчал, с интересом глядя на юного принца. В те времена авторитет Нострадамуса был необычайно велик, и никто не сомневался в предсказаниях великого мэтра.
Генрих продолжал:
— Я видел, как вы с озабоченным видом целый час бродили по дворцу, ища что-то. Судя по вашему спокойному лицу, я понял, что вы нашли то, что искали. Но я хочу вас предостеречь: откажитесь от своей затеи, у вас ничего не выйдет. Мадам Екатерина предусмотрела возможность подслушивания через дымоход. Вас сейчас же арестуют.
Мальчик замолчал, болтая ногами, едва достававшими до земли.
Лесдигьер опешил и уставился на принца, на минуту потеряв дар речи.
— Как вы узнали, ваше высочество? — наконец проговорил он.
— Очень просто, — пожал плечами Генрих. — Вы выходили из кабинета Монморанси — это значит, вы получили какое-то задание. Потом долгое время обследовали каждый уголок дворца. Я понял, что вы ищете способ подслушать разговор с испанцем.
— Действительно, все так и было, — произнес Лесдигьер, удивляясь прозорливости подростка. — Но как вы догадались про дымоход? — спросил он, На это Генрих, снисходительно улыбнувшись, ответил:
— Да потому что ничего другого и придумать нельзя.
— Это правда. А откуда вы узнали про стражу?
— Мне сказала об этом Марго.
— А она?..
— Она слышала приказание своей матери.
Лесдигьер опустил голову и задумался. Выходит, этот план, на который он возлагал все надежды, с треском провалился. Что же теперь делать? Вдруг у него мелькнула мысль, нелепая, быть может, но дерзкая, отчаянная. Он порывисто повернулся к Генриху и спросил:
— Сир, быть может, вы мне поможете?
Генрих Наваррский удивленно вскинул брови:
— Ба! Да вы уже называете меня королем! Но чем же я смогу вам помочь?
Оба с полминуты молчали, глядя себе под ноги и морща лбы, соображая. Наконец Генрих поднял голову, глаза его горели.
— Нам поможет женский пол, — объявил он. — Я привлеку к этому делу местных девчонок, с которыми я сейчас играл. Они живут в замке и знают тут каждую лазейку. Я уверен, они найдут способ подслушать разговор, который будет происходить в одной из комнат дворца.
— Сир, и вы доверите им эту тайну?
— Вы не поняли меня, господин гвардеец. Подслушивать буду я, они же только укажут мне место.
— Но согласятся ли они? Хорошо ли вы их знаете, сир?
— Еще бы мне их не знать! — воскликнул юный похититель женских сердец. — Я уже успел рассмотреть, какие у них ноги, каков объем талии и могу с уверенностью сказать, что Барбет прижимается нежнее, чем Жийона, а у Лозанны грудь больше, чем у Барбет.
— Сир! Но ведь мы едва приехали сюда…
— Ну и что же? — невозмутимо ответил Генрих. — Недостаток времени порою оправдывает решительное ведение военных действий. К тому же вы забываете, мсье Лесдигьер, что мы на юге, а я будущий король этой страны. Кому же, как не мне первому узнавать о достоинствах и недостатках бастионов противника, которые надлежит взять штурмом?
— И то, правда, — согласился Лесдигьер, улыбнувшись принцу. — Однако у меня есть некоторые опасения. Если ваши подружки вздумают разболтать о том, что они собираются помочь вам…
— Не волнуйтесь, они будут молчать, я позабочусь об этом. В конце концов, я — их король, и они обязаны помнить это. А сейчас идите, успокойте вашего герцога и ждите от меня известий. До встречи!
— Удачи вам, сир!
И, в восторге от того, что ему удастся сделать доброе дело в пользу истинной веры и этим «насолить» мадам Екатерине, Генрих Наваррский легко спрыгнул со скамейки и вернулся к своим наядам, которые уже проявляли признаки нетерпения, поглядывая через кусты в сторону скамейки.
Что касается Лесдигьера, то он вернулся во дворец.
* * *
С герцогом Альбой Екатерина лишь сухо поздоровалась, зная, какого рода беседа им предстоит. Они уединились в левом крыле замка, на втором этаже, в апартаментах, отданных королевскому семейству.
Испанец сразу же предрешил течение разговора одним своим видом. Роста выше среднего, чопорный, надменный, бородка клином, пышные седые усы, опущенные книзу, гордо посаженная голова на негнущейся шее покоилась в жестких брыжах, нос длинный, заостренный, в холодных глазах ни тени улыбки, наоборот — ледяной холод, презрение и властолюбие; таким предстал перед ней Альба. Он считал себя выше ее и потому сразу же отбросил светские условности. Он свободно говорил на французском языке, с едва заметным испанским акцентом. Так же хорошо он мог изъясняться на немецком и итальянском.
— Мадам, я пришел потребовать у вас ответа.
— Я могла бы дать его вашему королю, — Екатерина решила тактично поставить его на место. — Почему он сам не приехал?
— Он полон негодования. Его гнев настолько силен, что он не пожелал встречи с вами, возложив эту миссию на меня. Ваш адмирал, — продолжал Альба, — кажется, собирается, соперничать с Испанией в деле приобретения колоний в Новом Свете. Мне известно, что он отправил экспедицию в Бразилию, потом во Флориду, а сейчас он собирает эскадру в Дьеппе, намереваясь отправить в Америку господина де Лондоньера.
— Он ее уже отправил, — невозмутимо подтвердила Екатерина.
— Зачем? — отрывисто бросил Альба.
— Затем, что Франция, так же, как и Испания, желает осваивать новые земли и присоединять их к своей короне. Не все же только вам, в самом деле, порабощать дикарей.
— Испания первой открыла эти земли, и они принадлежат ей! Васко да Гама, Америго Веспуччи, Христофор Колумб — среди них нет ни одного француза и не должно быть. Приоритет принадлежит нам! Занимайтесь своими гугенотами, растите своих детей и не суйтесь туда, куда вас не звали.
