Он предлагал убить Жанну, она поняла это. Но это означало оголить юг королевства, куда тотчас же беспрепятственно могут вторгнуться испанцы, которые пройдут огнем и мечом по стране, истребляя гугенотов и насаждая католицизм. Королева Наваррская и ее войско мешали этому. На это Екатерина пойти не могла. Но кость все же надо было бросить, и она сказала:
— Передайте вашему королю, чтобы спал спокойно. Я постараюсь своими силами расправиться с ересью.
— О каких силах вы говорите, мадам? Вы водите нас за нос. Ваши еретики обнаглели до того, что подняли руку на Гиза! Объявите им священную войну! Сожалею, что время Крестовых походов кануло в прошлое, я сам возглавил бы такой поход против ваших еретиков и стал бы вторым Монфором.
Внутри у нее все перевернулось. Будто мало французы пролили собственной крови, теперь об этом мечтает мерзкий выродок, которого зовут «кровавый герцог»!
— В самом скором времени, по истечении этого года, я принесу вам первую голову, — устало произнесла она.
— Чью?
— Одну из трех.
— Понимаю, — он криво усмехнулся. — А остальные?
— Последуют за ней.
— Останется еще молодая поросль.
— Эту срезать будет легче.
Альба успокоился. Прошел к окну, посмотрел вниз, вернулся:
— Я знал, что мы поймем друг друга. Я доложу моему королю, что королева Франции была и останется его верной союзницей в деле укрепления истинной веры, чему она предоставит неопровержимые доказательства.
— Быть может, они появятся еще раньше, нежели вы думаете, — добавила Екатерина, вспомнив об увлечении Карла охотой.
Она встала. Альба сдержанно попрощался с ней легким наклоном корпуса и степенно вышел, гремя коваными походными сапогами.
* * *
В комнате, соседней с этой, приоткрылась дверь; мальчик осторожно вышел и торопливо направился по коридору. Завернув за угол, сразу же наткнулся на дворянина, одетого в цвета дома Монморанси.
— Ваше высочество…
— Господин Лесдигьер, их встреча состоялась!
— Случилось то, чего мы опасались?
— Да, она собирается рубить головы вождям. Начнет с моей матери.
— Это приказал испанец?
— Он торопит ее, она боится их вторжения и потому согласна на все.
— Что она собирается предпринять?
— Этого она не сказала, но мы должны удвоить нашу бдительность. Этот убийца — страшный человек. Прощайте, Лесдигьер.
— Куда вы?
— К моей матери.
К ней Генрих вбежал запыхавшийся, взволнованный, тяжело дыша; лицо его было бледно. Жанна раскрыла ему объятия, он приник к ней:
— Мама, она хочет убить тебя!
— Кто? — не поняла Жанна.
— Тетка Екатерина.
Она взяла его голову в ладони, заглянула ему в лицо:
— Кто тебе сказал?
— Я сам слышал. Только что. Я подслушал ее беседу с испанцем.
Она поднесла руку к сердцу, глаза расширились от страха.
— И ты решился на это? Кто тебя надоумил?
— Мсье Лесдигьер.
Жанна тотчас послала за Конде. Тот вошел, ни слова не говоря, уселся, и юный Генрих Наваррский передал им содержание разговора, в результате которого их ждет преждевременная смерть.
Конде хватил ладонью по подлокотнику и вскочил на ноги:
— Я так и знал, что это свидание не сулит ничего хорошего! Эти убийцы тянут руки к Франции, как протянули их уже к Нидерландам.
— Что нам делать, Конде? — отозвалась Жанна, нервно шагая по комнате. — Старуха способна на все, ведь этот испанец угрожает благополучию ее сыновей.
— Прежде всего, надо сделать вид, будто нам ничего не известно, и следить за мадам Екатериной.
— До окончания путешествия она вряд ли на что-нибудь решится.
— Поэтому, мадам, вам не стоит покидать ее раньше времени, это сразу же вызовет подозрение, и она станет осторожной. Вы сделаете это по прибытии в Париж.
— Что предпримете вы для своей безопасности, принц?
— Я захвачу в плен все королевское семейство и двину войска на Париж.
— И повторится ошибка Амбуаза.
— Тогда нас предали. Сейчас мы более бдительны. Я все обдумал, ибо предугадывал результат их беседы.
— В Париже вы встретитесь с войсками коннетабля и сразу же попадете под огонь пушек Лувра, Бастилии и городских стен.
— Коннетабль не посмеет: иначе его пушки разметут в клочья королевское семейство. Ему будет обещана полная неприкосновенность, он сохранит за собой должность, звание и все свои титулы. К тому же он в известной мере миротворец.
— Как вы намерены провести эту операцию?
— Мы пошлем человека к Колиньи. Он соберет войско, и оно будет ждать в засаде где-нибудь близ Этампа.
— Ваш гонец не успеет.
— Успеет. Кортеж движется медленно, за это время можно побывать в Лондоне и не спеша вернуться обратно.
— Вы хорошо все обдумали?
— Провала быть не должно. Другого такого случая может не представиться. Перемирие слишком затянулось, гугеноты и католики по-прежнему косятся друг на друга, в воздухе пахнет грозой. Если первыми не нападем мы, то нападут на нас они. Судьба дает нам шанс, мы должны им воспользоваться.
— Значит… — Жанна с трудом смогла произнести эти слова, — государственный переворот?
— Сейчас или никогда, Жанна! Пора менять тухлую кровь Валуа на свежую — Бурбонов! Сил у нас достаточно. Отряда гугенотов в тысячу человек, не считая нашей охраны, вполне хватит, чтобы захватить в плен весь королевский поезд со всеми потрохами. О, они у меня еще попляшут, эти хилые выродки угасающего рода вместе с их старой хитрой лисой и кардиналом-убийцей.
Конде был решителен и скор на действия.
— Что будет дальше, Конде? — Жанна вперила в него горящий взгляд. — Сможем ли мы бороться с ними?
— Нам помогут германские протестантские князья, Швейцария, Англия, Бельгия! Мы будем бороться до конца, все равно этим должно когда-нибудь кончиться.
— А Валуа? — спросила она. — Какая участь ждет их?
— Бастилия! — коротко ответил Конде.
— Кто же из нас займет трон французских королей?
— Вы, мадам, — не моргнув глазом, ответил принц. — Вы будете королевой Франции и Наварры.
Она пытливо вглядывалась в его лицо, пытаясь прочесть по нему, лукавит ли он. Но не прочла ничего.
— А вы? А Колиньи? — спросила она.
— Мы останемся, как и были, вашими преданными вассалами. В самом деле, ведь управляет же Англией женщина-протестантка!
