Бернс мне видится наиболее привлекательным и в некотором смысле наиболее достойным сочувствия персонажем шотландской истории. По масштабам своей жизненной драмы он вполне достоин стоять плечом к плечу с Марией Стюарт, и кстати, мне почему-то кажется, что эти двое прекрасно поладили бы между собой! Бернс на протяжении всей жизни сохранял некую по-детски невинную душевную обнаженность. Никто не смеет судить поэта, пока не прочтет его писем и стихов (причем опубликованных в первоначальном виде, без редакторских купюр). Бернс поразительно искренен. Даже пытаясь рисоваться, он выдает себя самим характером своих претензий. По сути дела, он был простым крестьянином, которому выпала нелегкая обязанность стать голосом своего народа, озвучить чаяния многих поколений безмолвных крестьян. Его стихи — простые, грубоватые и жизнерадостные — стали средством выражения всех тех печалей и радостей, которые на протяжении веков безмолвным грузом лежали на душе у простых шотландцев. И Бернс блистательно нарушил это молчание! За тридцать шесть лет жизни он умудрился воспеть все то, что копилось веками и что другие шотландцы (в точности похожие на него) выразить не сумели. Немудрено, что он прожил так мало. Слишком уж большая нагрузка для одного-единственного голоса! Многие критики считают, что Бернс родился не на своем месте. Что, окажись он в положении Байрона, жизнь поэта сложилась бы куда счастливее. Не знаю, не знаю… Бернс ведь в первую голову (да и в последнюю тоже!) был крестьянином. И обладай он возможностями Байрона, это вряд ли сделало бы его более счастливым. А срок жизни обоим отпущен одинаковый.
Если рассуждать чисто по-человечески, то из всех сынов Шотландии Бернс был, пожалуй, самым ярким и привлекательным. Многие последующие поколения респектабельных лавочников пытались втиснуть его в общепринятые каноны, изобразить добропорядочным шотландским христианином. Напрасное занятие! Бернса затруднительно представить себе почтенным, уважаемым гражданином — по крайней мере в том смысле, в каком это слово понимает церковный староста. Аморальное поведение Бернса, грехи Марии Стюарт и пьянство Красавца Принца Чарли в последние годы жизни — вот три момента, которых гордые шотландцы предпочитают не касаться в разговоре. Не было этого, и все! Кальвинистская церковь, выросшая на основе католической нетерпимости, вообще отказывается обсуждать темы, из которых невозможно вывести должной христианской морали (понимай, восславить добродетель). А в случае с Бернсом это, мягко говоря, весьма и весьма затруднительно. Тот факт, что принц Чарли на склоне жизни напивался пьяным и поколачивал жену, наверное, можно как-то объяснить. Однако трудно придумать оправдание Бернсу, когда речь заходит о его незаконнорожденных детях. Он по крайней мере мог бы предаваться страсти тайно, не разглашая свои скандальные похождения. Это существенно бы облегчило задачу его потомкам, желающим обелить память поэта и ввести его в круг добропорядочных мещан. Странно, но я почему-то не могу отделаться от мысли, что Джон Нокс скорее бы понял Бернса, чем какого-нибудь среднестатистического пресвитера кальвинистской церкви.
Недавно мне довелось прочитать любопытное замечание по поводу чисто гэльского экстремизма шотландцев, которые с одинаковым энтузиазмом воспринимают и Бога Кальвина, и пантеизм Роберта Бернса. Какова же их истинная религия? Ведь невозможно примирить одно с другим. А ни один порядочный пресвитер не допустил бы Бернса в свое жилище. Какое право имеет этот распутный пьяница и соблазнитель находиться в благочестивом доме! С другой стороны, кто возьмется утверждать, будто Генеральная ассамблея пресвитерианской церкви — более значимое событие в Шотландии, нежели Ночь Бернса? Не стану дальше развивать эту мысль, иначе эдак я скоро договорюсь до того, что именно Пан (а вовсе не Моисей) является признанным пророком Севера.
Как поэт Бернс представляет собой неизменную загадку для англичан. Его произведения служат лишним доказательством того, что шотландцы — совершенно чуждая для нас нация. Средний англичанин не способен понять стихи Бернса, даже вооружившись глоссарием. А если средний англичанин чего-то не понимает, то он этому не доверяет.
Сегодня, когда к списку современных тиранов добавилось еще и радио, все население Британских островов имеет возможность двадцать пятого января присутствовать (пусть и заочно) на торжественном приеме в Клубе Бернса. И вот англичане слушают трансляцию из Шотландии, где под звон бокалов льются бесконечные речи с нагромождением непривычных «р-р», и искренне недоумевают: действительно ли эти сумасшедшие шотландцы искренне верят в то, что говорят, или же просто пользуются благовидным предлогом, чтобы напиться? Сами-то англичане предаются послеобеденному патриотизму лишь несколько раз в году, в дни памятных исторических побед. Ну не странно ли, что шотландцы — в общем-то трезвая и здравомыслящая нация — поднимают такой шум из-за какого-то поэта! Трудно себе представить, чтобы весь цвет английского бизнеса собрался вместе с местными баронетами, «шишками» из торговой палаты и духовенством ради того, чтобы поднять бокал за здоровье Шекспира, Мильтона или даже Шелли.
Следует признать, что иностранцев вообще обескураживает непомерная любовь шотландцев ко всяческим литературным обществам. Здесь практически в каждом городе есть общество Бернса, общество Стивенсона и общество Скотта. Я абсолютно уверен: стоит только какому-нибудь достаточно знаменитому шотландскому писателю скончаться, как тут же в Эдинбурге или Глазго соберутся его почитатели и примут решение образовать очередное литературное общество. Наверняка от такой участи не застрахован даже сэр Джеймс Барри (хоть он и покинул Шотландию ради Англии).
Некоторые англичане, черпающие свое представление о шотландцах из юмористического «Панча», считают явной аномалией тот факт, что такая практичная нация, как их северные соседи, делает культ из кучки национальных идеалистов. Для шотландцев было бы естественнее сформировать Общество Макадама или же Общество Макинтоша — в честь изобретателя непромокаемого дождевика. А еще правильнее (опять же, опираясь на образ, созданный «Панчем») было бы организовать Обеденный клуб Паттерсона, дабы почтить память основателя Банка Англии! Но повальное увлечение шотландцев литературой (да еще вкупе с фанатичным стремлением задним числом обелить некоторых ее представителей) воспринимается беспристрастными наблюдателями как некая эксцентричность общественной жизни Шотландии. Никто из этих независимых наблюдателей не взял на себя труд проанализировать: помогает ли такое полуофициальное поклонение лучшему пониманию литературы, или, может быть, организованные почитатели слишком заняты организацией нескончаемых обедов в честь своего кумира, чтобы читать его книжки. Однако факт остается фактом: литературные общества в Шотландии процветают, и тенденция эта требует своего объяснения.
Я уже высказывал мысль, что у шотландцев особый талант к созданию военных мемориалов. Сознание каждого шотландца уже само по себе национальный мемориал. Если добавить к этому клановый дух и крайне сильный местный патриотизм, то вы сможете понять человека, который за всю свою жизнь не прочел ни строчки из Стивенсона, но тем не менее является самым ревностным членом его литературного сообщества.
Как жалко подчас выглядят дома, в которых увидели свет гении. Маленькая хижина, которую отец Бернса собственными руками построил у обочины дороги на Аллоуэй, сегодня с выражением легкого удивления взирает на современный домище, возведенный по соседству. В этом доме собрано множество разрозненных предметов, так или иначе связанных с жизнью великого поэта.
