Деликатный седовласый шериф, лорд главный судья, который при надобности вершит правосудие на острове, оказался на выезде: видно, какой-то житель одного из удаленных островов прихватил овцу своего соседа. А может быть, и нет…
Чтобы понять Гебридские острова, человеку необходимо не только поселиться здесь, но и завести семью. Вот его дети станут уже законными островитянами, они будут все знать и понимать. Впрочем, вполне возможно, что я делаю поспешные умозаключения!
Человек с большой земли всегда будет чувствовать себя чужаком на Гебридах. Если он голоден, его, конечно, накормят; если замерз — предоставят кров и обогреют. Но это никоим образом не означает, что к нему прониклись доверием. Шотландские горцы — люди гордые и замкнутые, и единственный путь к их сердцам лежит через кровное родство. Мне рассказывали про одного местного жителя, который в свое время женился на девушке с большой земли (всего-то в нескольких милях отсюда!). Она прожила с ним пятьдесят лет и умерла в кругу семьи, оставив после себя долгую и добрую память. И что бы вы подумали! На следующий день мужчина повстречал своего друга, тоже коренного островитянина.
— Я слышал, — сказал тот, — что эта чужеземка наконец-то умерла!
Я почти уверен, что когда священник какой-нибудь удаленной островной церквушки уезжает проведать родственников на материке, то на дверях появляется объявление: «Воскресной службы не будет, священник уехал за границу».
Кельты обречены на извечное непонимание у нас, у англосаксов. Ведь тот расхожий образ ирландца или шотландца, который пропагандируется во всем мире, существует только в нашем представлении. Горцы же в полной мере обладают всеми сугубо кельтскими добродетелями и пороками. Они в некотором роде экстремисты — одновременно твердые, как сталь, и мягкие, как вода. Сентиментальность свойственна им почти в угрожающей степени. Их гордость может поспорить только с их бедностью. Обратитесь к горцу за помощью, и вы увидите перед собой истинного аристократа. Но попробуйте только его обидеть, и вам придется иметь дело с беспощадным воином. Я знаю девушек со Ская, которые могли бы за короткий срок — за каких-нибудь несколько недель — занять достойное место в обществе и при этом ни словом, ни делом, ни даже мыслями не выдать своего происхождения. Я знаю также мужчин, которые могли бы (а нередко так и делают) подняться по общественной лестнице, невзирая на свои крестьянские традиции.
Шотландцы не приемлют раболепия. Здесь всегда считалось, что самый последний член клана так же хорош, как и его вождь. Кельты — не знакомые, в отличие от англосаксов, с феодальной системой — никогда не гнули спину перед баронами. Кланы строились не на социальной иерархии, а на семейных отношениях. Однако я что-то отвлекся, вернемся в Портри…
Для нас главным событием дня является вечернее прибытие парохода «Гленко».
Примерно за час до назначенного времени мы собираемся на пристани. Пассажиры судна, наверное, подумают: вот, весь город пришел их поприветствовать. На самом деле Портри просто любопытно посмотреть на те странные вещи, которые этот невероятный далекий мир привез к его берегам.
В дальнем конце залива показался колесный пароходик. Он бодро движется, звучно шлепая по воде своими лопатками и посылая сквозь сумерки красный свет лампы, закрепленной на мачте. Доблестный капитан стоит на палубе и руководит процессом швартовки. А мы торчим на пристани и внимательно следим, фиксируя каждое слово отданного приказа, каждую вибрацию маленького судового колокола, каждое перемещение пассажиров — как людей, так и животных. Ага, на палубе двое незнакомцев. Англичане! Интересно, откуда? Наверное, из Глазго! А куда? Наверняка в Слигахан! Это неинтересно! Так, что там еще? Стадо шевиотских овец из Дингуолла. Куча почтовых сумок. А это блестящее крыло, должно быть, для старого велосипеда Мэгги Макферсон? Вот уж она обрадуется! Три ящика виски… уже лучше! Канистры с маслом и бензином. А что это за огромная коробка, вокруг которой так суетится мистер Макдональд? Очень, ну просто очень интересно! Что бы это могло быть? Непременно надо выяснить! Давайте-ка спросим у мистера Макгрегора, он должен знать…
Так мы наблюдаем и размышляем вслух. А по сходням тем временем катится мохнатая серая лавина — это проворные овчарки сгоняют на берег овец, то и дело щелкая зубами, но никогда по-настоящему не кусая за их глупые овечьи хвосты…
Всю ночь «Гленко» простоит на якоре. Его красное немеркнущее око будет напоминать нам, что где-то там, за пределами нашего познания, располагается беспокойное место под названием Шотландия. А еще дальше находится другое мифическое место, которое именуется Англией. И вместе они образуют совсем уж непонятное место со звучным именем Великобритания. Та самая Великобритания, которая периодически — раз или два в столетие — требует от нас солдат. И заметьте, каждый раз их получает.
6
На заре судно отправляется в обратное плавание. Я пакую вещи при свете свечи и спускаюсь на пристань, где стоит «Гленко». В серой предрассветной полумгле тускло светятся его якорные огни. А вот и овцы — гладкие шевиоты и рогатые горные овцы; им предстоит путешествие на зимние пастбища в материковую Шотландию. За погрузкой наблюдают все те же маленькие черно-белые овчарки: с характерной ухмылкой на морде они бегают туда-сюда и подправляют движение белой шерстяной лавины, которая заполонила дощатый причал. В воздухе раздается щелканье десятков зубов — оно перекрывает скрип деррик-крана и тарахтение вспомогательного двигателя. С помощью этой меры устрашения собакам удается сформировать из общей овечьей волны узкий ручеек, который по трапу вливается на палубу и там образует беспокойную блеющую запруду на полубаке.
Овцы — несчастные создания. Им самой природой суждено вечно толкаться, теряться и вообще всячески канителиться. Думаю, без присмотра смышленых овчарок или человека с палкой они и вовсе пропали бы. Когда я смотрю на их невероятно глупые морды и встревоженно поднятые рваные уши, меня обуревает жалость. Достаточно лишь поглядеть, как они хаотически мечутся, как крайние пытаются по головам своих товарок перебраться в безопасную, по их мнению, серединку; как они впадают во внезапную панику, стоит подъемному крану пронести над их головами какой-нибудь груз, и вы несомненно поймете: это самые бестолковые существа на свете.
А на утесе просыпается Портри, прячущийся за темными кронами деревьев. Из печных труб потянулись в небо голубоватые дымки. В десятках окон зажглись робкие огоньки утренних свечек. Сама мысль о том, что мне предстоит покинуть Скай, кажется непереносимой. На мой взгляд, этот остров занимает достойное место в ряду волшебных мест — таких как Линдисфарн, Тинтагель и Коннемара. Стоя в предрассветной мгле на палубе, я вспоминаю голубые горы Слигахана, туманные глены, морское побережье, где летают и дерутся из-за рыбы чайки, просторные нагорья с их темными торфяными валами, белые крофты, чьи соломенные крыши укреплены камнями, крохотные поля с желтыми кринолинами пшеничных снопов, медленные речки, где плещутся осетры, протяжные крики чибисов над заброшенными торфяными разработками, маленькие садики, где яркие клумбы все еще напоминают о прошедшем лете, и тихие озера, в чьих темных водах отражаются окрестные горы.
