— Отлично!
— Так ты опасаешься нападения со стороны «предков»?
— Да, Стигмастер. — Почему?
— Понимаешь ли, — усмехнулся Посланник Богини, — они хотят переделать нашу жизнь под себя с такой же бесцеремонностью, с какой переделывали твои мозги. Но, в отличие от тебя, мы можем сопротивляться.
— Я тоже.
Услышав такое, Найл изумленно вскинул брови.
— Я же говорил, во мне есть очень хорошая самообучающаяся система.
— Но что ты можешь сделать?
— Копию. Когда «предки» улетят, ты восстановишь прежнюю схему моей конфигурации с помощью заранее снятой копии.
— Я не умею делать этого, Стииг!
— Я научу.
Найл усмехнулся, затем подошел к восточной стене, взглянул на небо:
— Светает. Пора уходить. — Он оглянулся на старика в белом халате. — Я стал вести себя совершенно как настоящий призрак, правда?
* * *
После того, как правитель проснулся, его хорошее настроение стремительно испарилось. Да, теперь он знал, как защитить свой город от удара противометеоритной защитой «Пилигрима». Но знания эти покоились в середине соленого болота на десятиметровой глубине, в тысяче двухстах километрах от самого города.
— Что будем делать, Лазун?
— Сейчас поменяю воздух, потом схожу на охоту, потом буду воздух в мертвых куполах менять.
Да, у болотного жителя работы хватало. А вот Найлу оставалось только валяться на боку и ждать.
— Лазун, я поплыву наверх выберусь. На солнце погреюсь.
Разомлев под теплыми лучами, Найл ненадолго заснул, но смог увидеть лишь свои пустые покои, в которых две служанки убирали пыль. Он выпрыгнул из окна, благо в своем «ночном мире» не боялся никаких травм, и направился в сторону дворца Праздника.
Саманту, уже ведущую беседу с Джаритой он увидел издалека и бегом бросился к ним. Астронавтка уже вытаскивала свой излучатель.
— Ты убила их, понимаешь, убила!
— В ночь единения на улице имеют право находиться только смертоносцы — и мертвые люди. — Можно было бы подумать, что Привратница Смерти невероятно устала от их разговора, однако Найл знал, что после обретения нового звания Джарита разговаривает таким образом всегда.
— Но ты сама приглашала их на праздник!
— Я приглашала Смертоносца-Повелителя.
— Аник был избран правителем всеобщим голосованием! Значит именно он был Смертоносцем-Повелителем! — Смертоносцами не избираются, — не удержалась от грустной улыбки Джарита. — Ими рождаются. Иногда становятся.
— И как же ты отличишь обычного человека от ставшего смертоносцем?! — саркастически поинтересовалась Саманта, помахивая излучателем.
— Если он остался жив в ночь Праздника, значит стал смертоносцем. Ведь ты уцелела ночью, женщина? Значит, ты и есть самый настоящий паук.
— Вот как? — Астронавтка отступила и вскинула излучатель. — А ты знаешь, что я тебя за такие проверки сейчас просто-напросто пристрелю?
— Нет, не убьешь.
— Почему?
— Потому, что я — Привратница Смерти. Только моя госпожа может решить, сколько еще мне осталось жить здесь, а когда настанет час явиться с отчетом. Кто ты такая пред ней, женщина? Пыль, тлен, плач.
— Посмотрим! — Саманта еще сильнее вытянула руку, целясь Привратнице в лоб. Ее рука дрожала от напряжения. Найл тоже замер, напрягшись от волнения.
Лишь Джарита стояла спокойно и расслаблено. Ее лицо даже осветилось какой-то внутренней радостью.
Прошла минута, другая, третья.
— Я убью тебя, — процедила сквозь зубы астронавтка.
— Хорошо, — с ласковой улыбкой кивнула Джарита. — Я жду.
Опять потянулось гудящее тишиной напряжение.
Внезапно Саманта опустила излучатель, развернулась и пошла в сторону квартала жуков, на ходу пряча оружие в кобуру.
— Ты куда, женщина?! — окликнула ее Джарита. — Ведь ты хотела меня убить!
Астронавтка, не оглядываясь, ускорила шаг.
В первые минуты Найл подумал, что Привратница Смерти тоже овладела способностью к ментальным схваткам, что она не дала совершить выстрел, парализовав противницу своей волей. Но по тому, с каким разочарованным видом осталась стоять Джарита, правитель понял, что девушка и вправду искала смерти. Но Саманта все равно не выстрелила. Не смогла.
Он проснулся весь покрытый крупными капельками пота, горящий то ли от солнечных лучей, то ли от зрелища, свидетелем которого ему довелось быть. Сделал пару глубоких вдохов и вниз головой нырнул в колодец.
— Хорошо, что ты вернулся, — встретил его в шатре Лазун. — Я как раз поймал для тебя жирного тунца. Ты поешь, а к закату мы сможем перебраться в жилой купол. Там почти весь мертвый воздух ушел, осталось свежего принести.
Найл молча кивнул. Он уже начал привыкать пить вместо воды выжатый из рыбы сок, свежее мясо ему, вроде, начинало нравиться. Он уже мог отличить на вкус треску от аргуса, или ошибеня от таксостюма.
Но больше всего ему нравился тунец. В его толстых спинных ломтях почти отсутствовали кости, вкус напоминал печеного жука-оленя, а сок, изрядно сдобренный жиром, походит на холодный рыбный бульон.
Посланнику Богини стало казаться, что он жил под этими сверкающими серебром куполами всю жизнь, а весь остальной мир лишь приснился в одном длинном, постоянно повторяющемся сне.
Наставала ночь, и он уходил куда-то, за многие сотни километров.
Пытался говорить с женой, прогуливался по ночным улицам, смотрел как вырастают в бухте новые причалы для кораблей, а на острове детей заменяющая стекла паутина появляется на все более и более высоких этажах.
— Мы когда-нибудь сможем уйти отсюда, Лазун?
— Наверное. Когда поблизости кто-нибудь найдет колодец, мы услышим его, и попытаемся договориться о дорожном куполе. Да ты не беспокойся! Теперь, когда мы умеем делать колодцы сами, нам ничего не грозит.
— Кроме пожизненного заключения в четырех куполах. Пока нет дороги к берегу, ты даже свой участок увеличить не сможешь!
Но паук на подначивания не поддавался и никаких действий для прорыва из ловушки не предпринимал. Он чувствовал себя вполне комфортно и уютно.
* * *
Когда Найл проснулся после очередного посещения своих покоев, и очередной безуспешной попыткой поговорить с Ямиссой, Лазуна в шатре не было.
Зато под колодцем, в остром, как лезвие рапиры, луче света то и дело мелькал сверкающий восьмилапый силуэт — это паук носил воздух себе в домашний купол. Издалека это казалось удивительно красивым — выкованная из серебра игрушка совсем по-настоящему шевелит лапками, выписывает в толще воды разнообразные хитрые фигуры, метается то к поверхности, то обратно к такому сувенирному серебряному домику.
