– Начали! – громко скомандовал старший тренер, отступая к начальству.
Свистнула плеть раз, другой, третий… На тонкой коже девушки появились кровавые полосы. Надеясь выслужиться перед хозяином, раб старался изо всех сил: в полной тишине, висящей над внутренним двором школы, раздавался только свист рассекающих воздух ремней и четкий счет ударов, который вел Нарцисс. Недавние зрители поединка, выстроившись по своим местам, угрюмо наблюдали, как спина девушки приобретает темно-красный цвет, но Ахилла не издала ни единого стона, словно была бесплотным духом, не знающим боли.
Лицо Севера окаменело, и Каризиан часто поглядывал на друга, опасаясь его горячего характера, но дворцовая жизнь давно приучила младшего Валерия Максима держать эмоции под контролем. Достаточно того, что он «потерял лицо», когда услышал об экзекуции. Ну ничего, он еще посчитается с жирным мерзавцем, когда подвернется возможность. Годами будет ждать, но этот день никогда не забудет.
Наконец бесконечный кошмар подошел к концу. Уставший палач опустил плеть. К висевшей без сознания девушке подошел врач, который подтвердил, что венатрисса жива, но несколько дней ей придется пролежать на животе, пока затянутся раны.
Подскочившие рабы помогли отвязать бесчувственное тело и, стараясь не причинять девушке лишних мучений, быстро понесли ее в сторону женской части казармы.
Префекту претория едва хватило выдержки, чтобы спокойно распрощаться с ланистой и его старшим тренером. Едва выйдя за ворота, он вскочил на Виндекса и, вырвав повод из рук Марка, так стиснул бока коня, что благородное животное с места взяло карьером, заставляя прижиматься к стенам перепуганных прохожих. Бывший гладиатор и преторианец старались не отставать от своего господина, но с таким же успехом они могли гнаться за молнией. Что уж говорить про Каризиана, прибывшего в «Звериную школу» на носилках?
Когда рабы квестора, запыхавшись от быстрой ходьбы, доставили хозяина к дому Валериев Максимов, роскошный беломраморный особняк словно вымер. Каризиану пришлось долго звать слуг, прежде чем откуда-то из-за занавеси появился привратник, который, пугливо озираясь и заикаясь на каждом слове, рассказал, что когда примчался молодой хозяин, то на нем лица не было. Ворвавшись в дом, Север в бешенстве начал крушить все подряд, разнося в дребезги драгоценную утварь, попадавшуюся под руку. Всегда сдержанного молодого господина словно фурии обуяли. Перепуганные домочадцы кинулись врассыпную, и, если бы не подоспевшие Ферокс с Марком, неизвестно, чем бы все закончилось. Бывший гладиатор побежал ловить несчастного Виндекса, тяжело поводившего боками у парадной лестницы, а Марк бесстрашно бросился к своему начальнику и повис у него на плечах. Еле-еле верный телохранитель успокоил разошедшегося молодого хозяина, после чего тот заперся у себя в комнате. Марк послал гонца за претором, и теперь все гадают, что будет дальше.
Будущий консул укоризненно покачал головой, глядя на пару разнесенных вдребезги чудесных резных табуретов, расколотый мраморный столик и перебитую посуду. Ох уж эти вояки! Что за отвратительная привычка буянить по каждому поводу! Хорошо хоть Север не свернул шею Федрине, а то вот был бы скандал!
Сокрушенно вздыхая, он прошел по коридору и остановился перед запертой дверью. На шорох его шагов из соседних помещений стали выглядывать испуганные рабы. Каризиан многозначительно покашлял. Из комнаты не доносилось ни звука.
– Север! – поскреб верный друг ногтями по дереву. – Это я. Давай поговорим.
– Исчезни!
– Ты же сам понимаешь, что я никуда отсюда не уйду!
– Пропади, я сказал! – в голосе Севера звучала такая ярость, что бедному сенатору захотелось как можно быстрее отбыть восвояси, но он подавил в себе приступ трусости и продолжал взывать к разуму и чувствам друга.
Прошло больше получаса, пока, наконец, Север не согласился впустить к себе надоедливого визитера. К этому времени около охрипшего от уговоров Каризиана уже стояли два раба: один сгибался под тяжестью двух кувшинов с неразбавленным вином, другой держал поднос с закусками и кубки.
А еще через пару часов, когда в означенных емкостях закончилась живительная влага, стены виллы Валериев Максимов задрожали от песен, которые пели легионы Веспасиана во времена иудейской войны. В основном солировал Север, обладавший неплохим баритоном, которому в наиболее удачных местах подтягивал Каризиан, заливавшийся пьяным смехом. Все население виллы вздохнуло с облегчением.
А спустя еще час из комнаты, держась за стену, чтобы не упасть, нетвердым шагом вышел Каризиан. Увидев стоящих за дверью слуг, он скомандовал заплетающимся голосом:
– Баль-зам от ран, рас-сол и таз хо-лод-ной во-ды!
– Молодой хозяин ранен! – взвизгнула одна из рабынь.
– Ду-ра, – с трудом выговорил великий дипломат. – Баль-зам мне с со-бой… Во-ду мне… Рас-сол Се-ве-ру зав-тра… Яс-но?
Послали за семейным врачом. Решив, что с префектом стряслась беда, ученый муж примчался с не свойственной его возрасту и положению прытью, прижав к груди маленький флакон с бальзамом, ускорявшим заживление ран и утешавшим боль.
Служанки кинулись готовить молодому хозяину средства от похмелья.
Крепкие слуги под руки дотащили спасителя домашнего очага до ванны, где, повинуясь его же невнятным указаниям, поливали холодной водой до тех пор, пока взвизгивающий от неприятных ощущений Каризиан не помрачнел и не произнес внятно «Хватит!». Затем дорогого гостя растерли мягчайшим полотенцем, причесали и проследили, чтобы он с комфортом расположился в портшезе. Застоявшиеся носильщики развернулись и снова потопали к «Звериной школе».
Когда нетвердо стоявший на ногах Каризиан, героически преодолев бесконечную лестницу, возник перед Федриной, трусоватый ланиста решил, что пробил его последний час. Все прошедшее с момента экзекуции время он гадал, какую казнь придумает ему разъяренный префект претория. К появлению Каризиана он уже был готов расстаться с жизнью и только молил богов, чтобы ему в качестве особой милости позволили самому вскрыть себе вены. Федрина так клацал зубами от страха, что даже не сразу понял слова сенатора, что Север не имеет к нему никаких претензий, и только радостный вопль супруги вернул беднягу к счастливой реальности. Никогда в жизни ланиста не испытывал такого чувства благодарности. Каризиан, принесший радостные вести, был окружен императорскими почестями, заверен в вечной благодарности и под руки проведен в комнату девушек, которые хлопотали над своей подругой, скрипевшей зубами от боли и перенесенного позора.
Когда к ним явился Каризиан, первой мыслью Луции было выставить сердечного друга с позором, но ее верный поклонник был так трогательно расстроен и полупьян, что его в конце концов простили, и принесенный бальзам был использован по назначению.
Прошло четверть часа, прежде чем Ахилла почувствовала, что боль стала понемногу отступать.
– Знаешь, – пробормотала она Каризиану, сидевшему с покаянным видом на кончике постели Свами, – а от тебя есть прок. Ты, можно сказать, к жизни меня вернул. Мы квиты. Я больше на тебя не сержусь.
