— Они ранним утром пришли, — вспоминал парнишка.
— … Дикари приехали сидя верхом на жуках. Мы никак не ожидали, что дикари так быстро окажутся у нас. Они за день до этого только к замку подошли, а замка никто и никогда захватить не мог.
Жуки проехали через поселок в сады, дикари попрыгали на землю и пошли в обратную сторону, выгоняя нас из домов и указывая в сторону площади.
Пока хозяева собирались, они рылись в вещах, открывали сундуки, лазали в подпол, на чердаки заглядывали. Но ничего ценного не брали, все больше еду растаскивали.
Когда мы собрались у храма, на воротах уже висел вниз головой отец Варис. Лицо его стало совсем красным.
Дикари пинали его ногами, а рядом стояла женщина, вся блестящая, словно водой облита.
У нее на груди висела коробочка, которая говорила, что верить нужно не в Богов, а в демократию. Только отец Варис от Богов отрекаться не хотел, хотя и начал уже сипеть от натуги.
Потом дикари спросили, служил ли кто-нибудь из жителей поселка в армии.
У нас дворянства никто не имел, а вот кожевенник Лука и его сын однажды были взяты в ополчение.
Ну, они признались, и их тут же, сразу зарезали. Правда коробочка женщины сказала, что они защищали «средневековый тоталитаризм» и воевали против демократии, и их будут судить, но дикари их уже все равно зарезали.
Потом женщина встала перед нами, и ее коробочка стала говорить, что они освободили нас от векового рабства, что теперь мы все свободные, что теперь у нас настала эра процветания, мы все будем сытые и богатые, никто не станет нами править, а мы сами станем решать свою судьбу. Что-то вроде этого…
Коробочка еще сказала, что теперь у нас станет всеобщая свобода, демократия, гласность, и мы должны будем провести свои первые открытые выборы.
Она предложила, чтобы мы решили, кто ближайшие четыре года станет управлять поселком, и выбрали командира освободительного отряда Быстрого Глаза или кого захотим. Хотя Глаза, конечно, лучше…
Мы выбрали нашего старосту, который уже десять лет за поселок перед бароном отвечал, но дикари тут же перерезали ему горло, схватили нескольких мужчин, которые голосовали за старосту и повесили на воротах. Отца Вариса сняли, но он уже умер.
Коробочка сказала, что это были неправильные выборы, что мы пошли на поводу у реакции и теперь должны проголосовать еще раз, но правильно. И чтобы мы подумали, как следует, прежде чем голосовать.
Мы проголосовали за Быстрого Глаза, и после этого нас отпустили по домам, и больше никого не убивали.
Найл схватился за голову и опустил глаза к земле.
Он знал, что на рубеже двадцатого — двадцать первого веков волна подобной «демократизации» прокатилась по всей планете.
Знал он также, что, благодаря релятивистскому эффекту астронавты отступали от тех времен всего на два-три поколения, но уж никак не ожидал, что отработанный в далеком прошлом сценарий по замене законных правительств может скатиться к такому откровенному фарсу.
— … Потом женщина ушла, но коробочку оставила Быстрому Глазу, — продолжал рассказ мальчуган.
Дикарь поднял ее над головой, и она сказала, что теперь каждая семья по очереди должна приводить ему и его отряду одно животное для еды и одну женщину для удовольствия. За это они будут охранять нас от тоталитаризма и защищать нашу свободу и демократию. А еще он сказал, что для безопасности детей, никому из них поселок покидать нельзя. И вообще, никому, у кого нет детей, уходить нельзя. А взрослые должны с утра отправляться в поле.
Днем к дикарям приходил еще один отряд, и они начинали «охотиться» они ловили девочек и девушек, насиловали их, потом отпускали прятаться, снова находили, опять насиловали. Дикари очень веселились, когда так играли. А коробочка говорила, что самая красивая и ласковая девушка получит от них самую большую «гласность».
Однажды оказалось, что одна из девушек исчезла. Быстрый Глаз приказал привести всю ее семью к храму Семнадцати Богов и всех сбросить вниз с колокольни. Но только наша колокольня очень низкая, и они никак не разбивались совсем. Их пришлось скинуть каждого по несколько раз, пока они умерли.
Больше никто из девушек не пропадал, и никого не убивали. Только Скайлека, потому что у него был слишком длинный нож, и еще Варнука из углового дома, чтобы он не пытался вернуться в свой дом…
В мыслях мальчишки угадывался постоянный страх сказать про своих недавних «освободителей» что-нибудь обидное — вдруг потом накажут за недостаточно почтительное поведение? Юному селянину не верилось, что найдется сила, которая сможет положить конец демократии в его родном поселке. Ему казалось, что демократия — это навсегда.
— Что-то я не помню «коробочки» у дикарей, которых мы перебили в поселке, — громко сообщил Посланник.
— А ее не было, — испуганно сжался мальчонка. Быстрый Глаз только поначалу с коробочкой ходил. Потом без нее стал. А если его не понимали — колол копьем в ноги.
Найл испытал острое желание совершить еще одну прогулку в поселок и проверить, куда станут тыкать копьями воины нового гарнизона, если перед ними окажется не безоружный крестьянин, а человек с мечом и щитом. Однако он прекрасно понимал, что две бессонные ночи подряд — это слишком много.
Желудок стал медленно наполняться стылым холодом.
— Что, опять?! — вскочил на ноги Найл, но силуэты соратников уже поплыли у него перед глазами, и сквозь туман медленно проступили каменные стены и граф де Сен-Жермен со своим неизменным мечом.
Звякнули об пол монеты, раскатываясь в разные стороны. Дворянин дернулся было вперед, но тут же сдержал свой порыв:
— Нет, демон, — погрозил он пальцем, даже не пытаясь сдержать довольной улыбки, — ты меня к себе не подманишь!
Часть монет упали Найлу прямо под ноги, часть — раскатилась далеко по сторонам. Получалось, что невидимая стена, удерживающая Посланника Богини внутри октограммы, на монеты не действовала?
А на что она не станет действовать еще? Правителю вспомнился давешний испуг де Сен-Жермена, связанный с образом собаки. Может, он боялся, что Найл протащит с собой в октограмму бойцовых псов?
— Хевентес летюине гооне оло… — торопливо бормотал граф, косясь на золотые монеты, и острый холод, вцепившийся в желудок, утаскивал Посланника Богини назад, в воинский лагерь, в долину на границе баронства Муравьиных лесов и Граничного княжества.
— Что с вами, господин? — на этот раз Найла подхватил шериф, и осторожно опустил на походную постель, благо она стояла рядом. Кошелек… — Посланник нащупал кошелек, который уже два дня неизменно висел у него на поясе. Он пуст.
— Я принесу еще золота, — попытался успокоить его Поруз. — Оно ваше, как и вся войсковая казна.
— Кошелек пуст…
Только теперь Найл в полной мере осознал, что подземелье замка, граф де Сен-Жермен, октограмма, что этот навязчивый полусон, полубред — все это не застрявший в мозгу, постоянно повторяющийся кошмар, а самая что ни на есть настоящая реальность.
