— Я пытаюсь спасти ее, — вдруг сорвался Розен. — Хотя это уже бесполезно. Вы уже погубили ее… Ваше исчезновение — единственное, что может хоть как-то спасти ее. Вот почему мне надо, чтобы вы исчезли. В Сибирь вас отправят или Магадан — мне все равно. У меня нет по отношению к вам ни обязательств, ни жалости. Вы испоганили ее жизнь, и единственное, что мне остается — уничтожить вас. Любой ценой… И я не успокоюсь. Слышите, не успокоюсь!
Ребров смотрел на его исказившееся злобой лицо и думал, что этот человек не оставляет ему выбора. Ему можно посочувствовать, его можно понять, но его надо остановить.
— Успокоитесь, господин барон. Успокоитесь и остановитесь. Перестаньте делать подлости, за которые вам же потом будет стыдно… Иначе я уничтожу вас.
— Как? Пуля в затылок? Петля на шею? Это же ваши методы!
Ребров покачал головой.
— Есть кара и пострашнее для вас господин барон. Вы — дворянин, у вас должны быть понятия о чести. Если вы продолжите писать бредовые доносы, то о вашей подлости станет известно не только здесь, но и в Париже… Вы предстанете перед всеми вашими друзьями и близкими как персонаж, который выдал княжну Куракину советским органам.
Ребров повернулся и, не прощаясь, пошел прочь.
— Ненавижу! — затравленно прошептал, глядя ему вслед, Розен. — Ненавижу!
На глазах его выступили слезы.
Обнаженные, они стояли у окна в комнате княгини Трубецкой, и смотрели на таинственно мерцающие ветви деревьев, закованные после прошедшего вечером ледяного дождя в прозрачный панцирь. Ледяной сад казался чем-то нереальным, то ли выдумкой, то ли фантазией, как и все, что случилось между ними…
Ирина провела легкими пальцами по шраму на его плече.
— Что с тобой сегодня? — обернулся к ней Ребров. — Что с тобой?
— Мне сказали, что у тебя могут быть из-за меня неприятности… Тебя могут отправить в Москву или даже в Сибирь…
— И кто это тебе сказал?
— Неважно.
— Это Розен?
— Какая разница!
— Не обращай внимания — он просто ревнует. Мне даже его жалко…
— Да?
— Представь себе. Кстати, а у тебя? У тебя не может быть неприятностей? Ты хоть представляешь, с кем связалась?
— Не знаю, как-то не думала… Ну, меня могут отправить в Париж… Но это не самое страшное, что может быть в жизни. Подумаешь, потеряю зарплату! Нам, русским княжнам, к бедности не привыкать…
Постскриптум
В конце 1944 года де Голль совершил поездку в Советский Союз. Прежде всего, он хотел установить контакт со Сталиным. Главной целью было подписание союзного договора между СССР и Францией. Де Голль говорил, что необходимо «восстановить в какой-либо форме франко-русскую солидарность, которая соответствует естественному порядку вещей. Как перед лицом немецкой угрозы, так и перед лицом попыток установить англо-американскую гегемонию».
Константин Мельник, сын русского эмигранта, при де Голле, фактический руководитель французских спецслужб
Глава VII
Женщина мечты для тех, кого ждала смерть
Зал на третьем этаже нюрнбергского Дворца юстиции выглядел даже не строго, а мрачно, если не зловеще. Темно-зеленый мрамор на стенах, закрытых панелями темного дерева, даже на взгляд казался пронизывающе холодным, все окна были плотно зашторены, чтобы в зал не проникал дневной свет.
На специальном возвышении был установлен длинный стол для судей Трибунала, за их креслами — большие государственные флаги стран-победительниц — СССР, США, Великобритании, Франции.
Скамья подсудимых в два ряда располагалась в другом конце зала напротив, так что судьи и подсудимые постоянно смотрели друг на друга. За подсудимыми стояла целая шеренга американских солдат в белых касках, белых портупеях с дубинками в руках. Перед ними, словно защищая от судей, на скамьях в три ряда нахохлились адвокаты, в черных и лиловых мантиях очень похожие на стаю воронов.
Ребров, провозившийся с очередной шифровкой от Гектора, к началу первого заседания опоздал. Он пробрался на гостевой балкон, когда Главный американский обвинитель Джексон уже говорил.
— Господа судьи! Честь открывать первый в истории процесс по преступлениям против всеобщего мира налагает тяжелую ответственность. Преступления, которые мы стремимся осудить и наказать, столь преднамеренны, злостны и имеют столь разрушительные последствия, что цивилизация не может потерпеть, чтобы их игнорировали, так как она погибнет, если они повторятся…
Приподнявшись на носки, чтобы лучше рассмотреть Джексона, Ребров вдруг заметил в первом ряду гриву Пегги, которая сегодня была в военной американской форме. Положив руки на барьер, она внимательно смотрела в зал. И что удивительно, рядом с ней было пустое кресло.
Денис, не долго думая, пробрался вперед и нахально уселся рядом с Пегги.
— Здравствуйте Пегги, — негромко сказал он, наклоняясь к ней. Его сразу обдало волной дорогих духов. — Что-то мы с вами давно не виделись…
Он еще говорил, но уже понимал, что рядом с ним не Пегги. Это была сама Марлен Дитрих, о прибытии которой на процесс взахлеб писали все газеты. Она посмотрела на него с веселым изумлением. Ребров закашлялся от смущения.
— Простите, госпожа Дитрих… Я ошибся. Я принял вас за другую женщину…
Марлен даже руками всплеснула от удивления.
— Давненько меня ни с кем не путали. Это даже интересно!
— Извините еще раз.
Дитрих, не сводя с Реброва глаз, вдруг достала из нагрудного кармана тюбик с пастилками, положила одну в рот, другую протянула ему. Ребров благодарно кивнул и послушно принялся жевать. Пастилка была мятная.
«Ну, ты даешь, — думал Ребров, — не узнал саму Марлен Дитрих, всемирно известную кинозвезду». Кстати, ее, урожденную немку, пытался уговорить вернуться в Германию даже лично Риббентроп, будучи министром иностранных дел, но она просто выставила его и демонстративно отказалась от германского гражданства. А когда началась война, отправилась на фронт петь для американских солдат, которые ее обожали. Она была женщиной мечты для тех, кого ждала смерть.
— Это судебное разбирательство приобретает значение потому, что эти заключенные представляют в своем лице зловещие силы, которые будут таиться в мире еще долго после того, как тела этих людей превратятся в прах, — говорил Джексон. — Они в такой мере приобщили себя к созданной ими философии и к руководимым ими силам, что проявление к ним милосердия будет поощрением того зла, которое связано с их именами…
— Послушайте, а вы кто? — весело спросила Дитрих, когда в заседании был объявлен перерыв.
— Меня зовут Денис Ребров. Я из делегации СССР.
— О, русский! А почему вы не в мундире? Другие русские в своих мундирах с золотыми погонами выглядят так, как и подобает победителям. Вы что — не воевали?
