– В крепость его! – приказал он. Потом обернулся к своему протеже: – Да ты ранен, братец? Так тебе домой надо. – И, видя, как тот побледнел и пошатнулся, крикнул Туманову: – Лекаря!
Сильные руки офицера подхватили уже начавшего терять сознание Ивана. Самойлов усилием воли постарался справиться с накатившей слабостью, сам, опираясь на плечо драгуна, спустился по лестнице и вслед за Ушаковым сел в карету.
Здесь не могу я удержаться, чтобы вновь не обратиться к запискам Самойлова. Слова эти написаны через много лет после сего поединка, а сколько в них боли:
Наверное, человек отличен от животных одним самым отвратительным качеством – способностью предать своих собратьев. Даже представить невозможно, что во время облавы волк может переметнуться на сторону псов и начать грызть кого-то из своей же стаи. Горько вспоминать об этом, но я пишу все так, как было, и упускать что-либо не входит в мои планы.
Да, трудно юному сердцу пережить предательство, и даже если в переживаниях укрепляется характер, пусть избавит господь нас от таких переживаний.
Меж тем дома немец-лекарь, за которым спешно съездил один из драгун, перевязал рану, а наутро явился вновь, чтобы проведать больного. Он остался доволен собственной работой, даже языком цокнул:
– Ну, повезло тебе, служивый, считай, в рубашке родился.
Затем занялся промыванием и перевязкой раны и при этом продолжил свои объяснения:
– Шпага только срезала немного мяса с плеча. Так что если не будет воспаления, то просто полихорадит немного. Но от этого я тебе дам снадобье.
Он покопался у себя в ящичке и вынул какую-то склянку.
– Вот. Думаю, оно поможет.
Иван понюхал лекарство – запах был кисловатым и немного дурманящим. Он решительно опрокинул в себя содержимое пузырька.
– Ну, прощайте, – засобирался лекарь, – доброго здоровья вам!
– Спасибо тебе, мил человек, – засуетился вокруг него Егорка, успевший уже освоиться с новой ролью самойловского денщика, управляющего и дворецкого одновременно. Всяко приходилось ему служить на своем веку. Многому он научился, бывал в разных переделках. Своей судьбою был, однако, доволен. Службу в тайном сыске уважал и к новому хозяину уже начал привязываться – неплохой он, видать, парень, отчаянный. Прав Андрей Иванович, выйдет из Вани толк, хоть и молод он еще, доверчив слишком. Врачеватель ушел, Егор подал хозяину чашку с теплым молоком и пирожок на тарелочке, а сам принялся прибираться в комнате. Взяв пустую склянку, он принюхался:
– Знакомый запах! Когда меня ранило, тож похожее на это дали.
– И где же тебя ранило? – поинтересовался Самойлов, уплетая пирожок.
– Так в сражении!
– Ты что же, воевал? И почему со службы ушел?
– Так я когда контузию получил, оглохши был, – Егорка даже за голову схватился для наглядности. – Капитан наш меня услал из полка в Приказ. Что-то долго говорил перед этим.
– А потом?
– А потом Их светлость Ушаков меня в Приказе и оставили. Я только после, когда слышать стал, понял, что капитан наш мне не поверил, – усмехнулся денщик.
– Не поверил во что?
– Что я из-за контузии слуха лишился!
Самойлова позабавила сия незамысловатая история, он отметил про себя, что Егорка – мужик добрый и простодушный, хоть и служит в Тайном сыске. Спасибо Андрею Ивановичу, денщика дал хорошего, хозяйственного. С таким в любой дыре уютно устроиться можно будет. Но все-таки уют сейчас не слишком волновал нашего героя. Другое было у него на уме.
Дела сердечные не давали покоя молодому офицеру. И сладкая тоска потянула его из дому.
– Ладно, пройдусь я, – кивнул он Егору.
– Так, может, сопроводить? – забеспокоился денщик. Больно слаб был еще барин.
– Нет, один пойду.
Иван надел камзол, взял плащ, шляпу и покинул комнату.
Глава IV,
рассказывающая нам, что преступника всегда настигнет кара, а тайное станет явным
Хоть жизнь Ивана перевернулась с ног на голову всего за каких-то два дня, хоть пережил он страшные потрясения, позорно проиграв дуэль, оказавшись под ужасным подозрением, став свидетелем собственной казни, лишившись имени, оказавшись вдруг на службе в Тайном сыске, столкнувшись с предательством – все это не застило в душе нашего героя свет разгоравшейся любви к Варюше Белозеровой. И сейчас, оказавшись вдруг без дела и без контроля своего нового начальства, он почувствовал такое душевное томление, что не смог оставаться более в душной комнате. Самойлов вышел на улицу и без какой-либо ясной цели, не отдавая даже отчета, пошел именно в ту сторону, где находился дом Белозеровых. На ловца и зверь бежит – пройдя всего несколько домов, возле торговых рядов он вдруг увидел ту, которая занимала сейчас все его мысли. Варенька была с сестрицей и прислужницей, они стояли возле хлебной лавки и оживленно торговались с булочником. Первой Самойлова заметила Софья, она лучезарно улыбнулась ему и дернула Варвару за рукав.
Та оглянулась и тоже заулыбалась, показав белые зубки. Иван подошел к девушкам и учтиво поклонился. Он с трудом сдерживал волнение и не знал, как начать разговор. Варюша сама заговорила с ним:
– Нынче вы не в мундире, но я вас узнала, сударь! – игриво начала она.
– Это уже и не я, – растерянно ответствовал Иван.
– А кто же? – засмеялась девушка.
– Я и сам не знаю. – замялся наш герой.
И вправду, как тут в двух словах объяснишь все, что случилось с момента их последней встречи на ассамблее.
– Все так таинственно, – еще пуще развеселилась Варенька. Потом вдруг вспомнила новость, о которой судачили все знакомые и которая давеча сильно взволновала батюшку. – А вы слыхали о Фалинелли? Говорят, с ним беда приключилась.
– Приключилась, – уклончиво ответил Самойлов.
Ему совсем не хотелось говорить на эту тему, потому как чувствовал он, что о косвенной причастности своей к судьбе итальянца распространяться пока не следует.
– И что один офицер убил его ночью! – вставила Сонечка, делая страшные глаза.
– Знаете… – начал было Ваня, но его прервал властный окрик из подъехавшей кареты:
– Самойлов!
Ушаков выглядел очень недовольным, и Иван поспешил откланяться:
– Прощайте! – сказал он сестрам и торопливо направился к карете.
Девушки растерянно глядели ему вслед.
– Что-то с ним не так. – задумчиво сказала Софья.
– Да, похоже, он не в себе, – подтвердила Варенька.
