— А, черт! — с досадой процедил Политик, бегло ознакомившись с этим документом.
— Неужели есть попадания? — изумился Филер.
Возвращая список, Андрей Родионович молча показал ему рогатку из среднего и указательного пальцев, похожую на латинское «V». В данном контексте этот жест означал не победу, а просто количество рассекреченных не в меру дошлым и пронырливым генералом Потапчуком членов теневого кабинета министров. Потягивая коньяк, Иван Сергеевич на всякий случай заглянул в список одним глазком и убедился, что это напрасный труд: никаких пометок и ногтевых отчерков там, естественно, не появилось.
Этот взгляд был проявлением простого человеческого любопытства. При желании Филер без особого труда мог бы узнать имена всех до единого анонимных соратников Политика, но не делал этого сознательно. Действующая в их маленьком коллективе единомышленников форма конспирации была предложена им — единственным среди них дипломированным специалистом в данной области, — и он пока что не видел причин нарушать правила, которые сам же и установил. Потому что шила в мешке не утаишь, дурной пример заразителен, а подавать его в данном случае означает своими руками рыть себе могилу.
— Вот дьявол, — залпом осушив бокал, сквозь зубы произнес Андрей Родионович.
— Что, проняло? — усмехнулся Буров. — Что я тебе говорил! А ты — легенды, байки… Понял теперь?
— Понял, — кивнул Пермяков. — Я, Иван, понял все, кроме одного: если это настолько серьезно, почему эти двое до сих пор коптят небо?
— Это ненадолго, — заверил Филер, не подозревая, что слово в слово цитирует покойного ростовского гопника. — Во-первых, ненадолго, а во-вторых, исключительно в рамках действующего плана. Ты ведь, насколько я понял, решил списать Мента? Вот пусть они этим и займутся. Потапчук отдаст приказ, Слепой его выполнит, а потом мы их обоих аккуратно приберем с глаз долой.
— А Потапчук отдаст приказ?
— Да куда ж он денется! — Рассмеявшись, Буров вооружился графином и ловко налил по второй. — Впервой нам, что ли? Только для этого тебе придется назвать мне имя.
— Васильев, — без тени колебания произнес Андрей Родионович.
— Так я и думал, — с задумчивой улыбкой признался Филер. — Ты прав, он давно напрашивается на неприятности. Будь он сам по себе, пускай бы сажали на здоровье. Но, раз он, оказывается, наш, валить его надо всенепременно.
— И чем скорее, тем лучше, — уточнил Политик.
* * *
— Вообще-то, серьезные дела так не делаются, — с оттенком неудовольствия объявил человек, которого перевербованный при его непосредственном участии майор Григорьев про себя называл Лысым.
Спорить с этим было трудно. Операцию планировали в большой спешке, на фоне катастрофической нехватки жизненно важной информации, так что, строго говоря, это была никакая не операция, а обычная импровизация, какую можно увидеть в театре, когда забывший текст актер начинает нести отсебятину, автоматически вынуждая к этому же своих партнеров. Талантливый артист может таким манером сорвать овацию, а бездарь — шквал свиста и оскорбительных выкриков. Лет сто или чуточку больше тому назад наградой за неудачную импровизацию мог стать град гнилых помидоров и тухлых яиц; Лысого и его вечно небритого напарника в случае провала, увы, ожидало кое-что похуже обстрела просроченными продуктами.
Притягиваемая доводчиком железная дверь подъезда еще продолжала медленно закрываться, а вышедший из нее невзрачный мужичонка в серой спортивной курточке и дерматиновой кепке уже сбежал с низкого крылечка, проскочил короткую дорожку меж двух поставленных друг против друга скамеек, свернул направо и, бойко постукивая по асфальту алюминиевой тросточкой, едва заметно прихрамывая на левую ногу, заторопился по тротуару к выходу из двора. В левой руке у него был непрозрачный пластиковый пакет с логотипом супермаркета — по виду пустой, но не совсем, а почти, как будто внутри лежало что-то легкое и плоское, размером с лист писчей бумаги или, скажем, большой почтовый конверт. Проходя мимо машины, в которой сидели напарники, он даже не посмотрел в ее сторону, из чего следовало, что он либо профессионал высокого класса, либо лопух, каких поискать, либо вообще не тот человек, которого они дожидаются.
— Он? — озвучил терзавшие обоих сомнения Колючий.
— А я знаю? — сердито огрызнулся Лысый и, вооружившись телефоном, набрал номер связного, который по счастливой случайности был известен этому слизняку Григорьеву.
Знал Григорьев немного: номер телефона и способ, которым связного вызывали для получения очередного задания. Это действительно была счастливая случайность: будучи о своем подчиненном весьма невысокого мнения, генерал Потапчук, чтобы от майора была хоть какая-то польза, вменил ему в обязанность поддерживать связь с курьером. «Позвони связному», — коротко и неприязненно приказывал он и называл имя человека, которого следовало позвать к телефону в этот раз. Имя, а случалось, что название какой-нибудь организации, Григорьев на всякий случай записывал на бумажку, которую потом сжигал — опять же, на всякий случай, чтобы не навлечь на себя гнев вспыльчивого и придирчивого шефа.
После этого он отправлялся в аппаратную, подключался к любому действующему, не занятому в данный момент номеру выбранного наугад оператора мобильной связи, присоединял к микрофону устройство для искажения голоса и звонил курьеру: алло, позовите, пожалуйста, Мишу! Нет такого? Виноват, ошибся номером…
На этом участие майора Григорьева в процессе установления контакта между генералом Потапчуком и мифическим агентом по кличке Слепой заканчивалось, и как оно все у них происходило дальше, он не имел ни малейшего представления. Имени и адреса связного он, разумеется, тоже не знал, и искать курьера пришлось, как засевшего где-то в прифронтовой полосе вражеского радиста, по пеленгу. Не имея представления об уровне специальной подготовки связного, в целях безопасности его автоматически пришлось считать грамотным профессионалом — авансом, до выяснения истинного положения дел. Это исключало возможность проб, ошибок и повторных звонков, и, установив по пеленгу домашний адрес связного, они торопились как могли.
Ехать, по счастью, пришлось недалеко, и дорога заняла всего-то восемь минут с какими-то секундами. Профессионал, особенно напуганный профессионал, за это время мог уйти очень далеко. В этом случае напарникам осталось бы только развести руками: они сделали все что могли, и даже чуточку больше, и не их вина, что им не дали времени на подготовку операции.
Их опасения не были беспочвенными. Вымышленное имя, которое Григорьев называл, связавшись с курьером по телефону, во избежание вполне возможной путаницы наверняка оговаривалось заранее. Действующий пароль, вероятнее всего, был известен только Потапчуку, расспрашивать которого на эту тему явно не имело смысла. Требуя позвать к телефону несуществующую Веру Анатольевну, Лысый просто тыкал пальцем в небо, сильно при этом рискуя. Связной ответил: «Ошиблись номером», — но это ровным счетом ни о чем не говорило. Ничего другого он и не мог сказать, если только у него под рукой по странному совпадению не было какой-нибудь Веры Анатольевны, готовой в любое время дня и ночи охотно поболтать по телефону с незнакомым мужчиной.
