Филер понюхал сигарету, которую так и не собрался зажечь.
— Что, кормило власти мозоли натерло? — с подковыркой спросил он, хитро глядя на Политика.
— Это кормило не может ничего натереть, если умеешь с ним обращаться, — без улыбки ответил тот. — Все эти жалобы на тяжкое бремя власти начинают звучать только тогда, когда накопившиеся ошибки достигают критической массы, и ситуация выходит из-под контроля. Тогда умный человек со слезой в голосе жалуется на слабое здоровье и слагает с себя полномочия, не забыв назначить преемника из своего ближайшего окружения, а дурак продолжает цепляться за власть до тех пор, пока его не шлепнут, как крысу, в подземном бункере, куда он забился, спасаясь от собственного народа.
— Это да, — согласился Буров. — Разводить художества все горазды, а вот отвечать за них никому неохота. Неужели дело именно в этом?
— Более или менее, — неохотно признал Пермяков. — Что ни говори, а Шиханцов и Васильев — это были именно ошибки. Или, как ты изволил выразиться, художества, причем не чьи попало, а мои, персонально. И я не хочу, исправляя старые ошибки, наделать новых. Все, кто вскоре соберется за этим столом, — умные, опытные, знающие люди, не уступающие нам с тобой ни по силе интеллекта, ни по умению руководить. Полагаю, все вместе мы сумеем выработать оптимальное решение и выбрать именно тех кандидатов, которые смогут работать с максимальной отдачей.
— Погоди, — взмолился Буров, — я что-то не совсем понял. Мне казалось, что этот бал-маскарад ты затеял с одной-единственной целью: сохранить анонимность. А теперь что же: маски долой?
— Отчего же? — пожал плечами Политик. — Зачем это — долой? Маски останутся на местах.
— Все, кроме масок Мента и Воеводы?
— Тайное голосование изобрели задолго до рождения Христа, — напомнил Андрей Родионович. — Члены греческого ареопага опускали в урну специальные камешки: белый камешек — за, черный — против. А наши коллеги просто напишут имена своих кандидатов на бумажках. Кто наберет больше голосов, тот и победил.
— А если все имена будут разные?
— Тогда придется снова взять кормило власти в свои мозолистые руки и опять принять решение самостоятельно.
Филер рассмеялся, и в его смехе звучали нотки искреннего облегчения.
— Ну, слава Богу, успокоил! А то я чуть было не испугался. Неужели, думаю, скис наш Политик? Неужели и его ближе к старости на демократию потянуло?
— Истинная демократия возможна только в общественной бане, — позволив себе улыбнуться в ответ, сообщил Пермяков. И, выдержав небольшую паузу, чтобы подчеркнуть смысл, добавил: — Поэтому я туда никогда и не хожу.
На этот раз Филер откровенно расхохотался. Глядя, как он хохочет, было просто невозможно не улыбнуться. Андрей Родионович не стал противиться естественному порыву и, откинувшись на спинку кресла, тоже посмеялся над собственной шуткой. Все было в порядке, все шло по намеченному плану. Генерал Васильев присоединился к замминистра Шиханцову — где-то там, в весьма отдаленном и скрытом от людских глаз густой пеленой тумана месте, где веками и тысячелетиями копятся потерянные вещи и забытые всеми люди. Политик констатировал этот свершившийся факт с чувством глубокого удовлетворения, но в момент очередного промежуточного триумфа вдруг поймал себя на том, что с тревогой и опаской косится на выключенный ноутбук: надо же, до чего это, оказывается, просто — убить человека!
Любого человека. Даже такого важного, как генерал МВД или, скажем, высокопоставленный сотрудник администрации президента Андрей Родионович Пермяков.
Глава 16
Жить в обществе и быть от него свободным невозможно. Это сказал классик, а с классиками, как правило, не спорят. Глеб Сиверов и не собирался спорить — по крайней мере, в данном случае. Повышенной общительностью он никогда не отличался, но совсем не контактировать с окружающими, живя в многомиллионном городе и ежедневно выходя из дома, действительно невозможно. Кроме того, как уже упоминалось выше, многие контакты рано или поздно оказываются весьма полезными, и, помня об этом, Слепой не пренебрегал необходимым минимумом той роскоши, которую, по словам другого классика, представляет собой роскошь человеческого общения.
Знакомых и даже приятелей среди мирного (и не очень) населения столицы у него насчитывалось немало. Нечего и говорить, что подавляющее их большинство даже не подозревало, кто он на самом деле такой. Для них он был кто угодно — сосед по подъезду, примелькавшийся покупатель, муж коллеги по проектному бюро, знакомый байкер, с которым можно толково и со вкусом поговорить о мотоциклах, — но только не сотрудник ФСБ, долгое время специализировавшийся на выборочной прополке человеческого огорода.
По вполне понятным причинам Глеб старался не смешивать работу и личную жизнь. Действовать он всегда предпочитал в одиночку, но бывают дела, справиться с которыми один человек физически не в состоянии. Где-то на полпути между песчаным карьером и Москвой Сиверов сообразил, что пытается удержать три арбуза в одной руке, и что попытка эта может плохо для него кончиться. Да, сейчас никакого спецназа в карьере нет, но кто даст гарантию, что к вечеру он там не появится?
«Может, ну его к лешему, этот карьер? — подумал он. — Чего я там не видел? Тоже мне вопрос: куда спрятать труп. Да куда угодно! Помощь предложили, и на том спасибо. А прибегать к ней я не обязан, ведь верно?»
Это было верно, но не совсем. Общение с майором Полыниным и его лысым напарником доставляло Глебу еще меньше удовольствия, чем контакты с другими представителями рода человеческого, но сказано между ними было еще далеко не все, и прерывать этот диалог ему пока не хотелось. До сих пор он больше напоминал перебранку, но Глеб твердо рассчитывал со временем, и притом довольно скоро, сделать его конструктивным.
Для этого следовало, как минимум, пережить сегодняшний вечер. Чтобы выполнить эту нелегкую задачу, Глеб решил слегка отступить от правил и все-таки прибегнуть к посторонней помощи. Его выбор пал на байкера по кличке Бизон, в миру именовавшегося Павлом Рябининым. Бизон водил тяжелый чоппер, собственноручно построенный на базе «Урала», а в свободное от этого приятного занятия время работал оперативником в частном детективном агентстве. Раньше Бизон подвизался в журналистике, но там ему было скучно и муторно, и он нашел себя на ниве частного сыска. Как ни странно это прозвучит в отношении частного детектива, человеком он был вполне себе порядочным, в грязном белье клиентов копался редко и только в случае острой производственной необходимости и, насколько было известно Глебу, действительно раскрыл несколько запутанных дел о кражах и мошенничестве. Поговорить с ним бывало приятно, хотя он, единственный из всех «гражданских» знакомых Глеба, представлял для него некоторую опасность: когда частный сыщик и наемный стрелок общаются слишком тесно, может случиться так, что для одного из них это общение кончится плохо.
Но деваться было некуда, и Глеб позвонил Бизону. Его кандидатура была особенно удобна тем, что Бизон, во-первых, кое-что смыслил в слежке и скрытом наблюдении, а во-вторых, его можно было не попросить об одолжении, а предложить неплохо оплачиваемую работу по специальности. Именно так Глеб и поступил, и Бизон с охотой пошел ему навстречу, задав всего два вопроса. «И кого я должен выслеживать в этой песочнице?» — спросил он. «Да никого, — ответил Глеб. — Просто сиди там, пока не приедут какие-нибудь люди. А когда приедут, позвони мне и расскажи, сколько их и что они делают». — «Что-то серьезное?» — задал второй уточняющий вопрос Бизон. «Чепуха, — легкомысленным тоном солгал Сиверов, — мелкое недоразумение. Но на глаза им лучше не попадайся». — «За кого ты меня держишь?» — оскорбился Бизон и, уточнив время и место, дал отбой.
