У майора окончательно отлегло от сердца: Слепой не подкачал, послушно выполнив полученные инструкции, и теперь, чтобы раз и навсегда покончить с проблемой, которую он собой представлял, оставалось всего-навсего не промахнуться. Стрелком майор Полынин по праву считался неплохим, и промазать, стреляя из СВВ с дистанции в каких-то несчастных полста метров, было для него делом без преувеличения немыслимым. Он бы попал Слепому в его гнилую тыкву и со ста, и со ста пятидесяти, но зачем искусственно усложнять себе задачу, когда важно не продемонстрировать свое искусство, а всего лишь качественно, без огрехов выполнить нехитрую работу?
Привычно отбросив посторонние мысли, майор Полынин слился в одно целое с винтовкой, плавно провожая стволом прокладывающую извилистый путь по дну карьера иномарку. Именно этого момента дожидался залегший в траве на краю обрыва Глеб Сиверов. Убедившись, что майор целиком сосредоточил внимание на «БМВ», он беззвучно поднялся с земли, соскользнул с отвесного песчаного козырька и, увязая ногами в подающемся под его тяжестью песке, начал осторожно подбираться к огневой позиции небритого снайпера. В руке у него был пистолет с длинным толстым стволом — тот самый, из которого Глеб стрелял в генерала Васильева. Проверенный «Стечкин» был бы надежнее, но отношения между Глебом и его «кураторами» прояснились еще не до конца, и выбор пал именно на этот ствол.
Когда на спуске в карьер блеснули, осветив изрытое колеями, поросшее щетиной жесткой, как проволока, травы песчаное дно, фары подъезжающего автомобиля, капитан Бахметьев спокойно, без суеты принялся действовать по плану: тоже включил фары, указывая Слепому путь к конечному пункту маршрута, открыл дверцу и вылез из джипа, перетащив лежавший справа автомат на водительское сиденье. Очутившись снаружи, он выпрямился во весь рост под прикрытием распахнутой дверцы, левой рукой держась за ее верхний край, а правую положив на рукоятку «Калашникова». Он сохранял полное спокойствие, пребывая в уверенности, что стрелять и даже разговаривать со Слепым ему не придется: как только «БМВ» остановится и его водитель выберется из машины, Валера Полынин выполнит свою часть работы, одним точным выстрелом вышибив и расплескав по песку вонючие мозги наемника. Работа капитана Алексея Бахметьева в данный момент сводилась к роли подсадной утки, и, чтобы создаваемая картина выглядела более убедительно, он на несколько секунд убрал ладонь с рукоятки ненужного автомата и закурил сигарету.
Опустив зажигалку в карман, рука будто сама собой опять протянулась к автомату. Лысый ее за это не винил: рука была частью организма, а организм хотел жить и в таком важном деле, как обеспечение своей безопасности, не полагался на авось. Пальцы сомкнулись на рубчатой пластмассовой рукоятке, указательный скользнул под предохранительную скобу и привычно лег на гладкий, еще не успевший остыть металл спускового крючка. Машина приближалась; избыточно яркий голубоватый свет ксеноновых фар ударил в лицо, и капитан, сделав затяжку, прикрылся от него ладонью, в которой дымилась сигарета. Водитель переключил свет с дальнего на ближний, глазам стало полегче, и Лысый, убрав от них ладонь, сделал ею приглашающий жест: сюда подгоняй, браток, да поживей, надоело ждать!
Чудак, непонятно каким образом доживший до своих лет и даже ухитрившийся заработать на «БМВ», послушно внял приглашению, и капитан Бахметьев, вынув изо рта сигарету, растянул губы в широкой, до ушей, дружелюбной улыбке, которая была притворной только наполовину: он действительно был рад видеть Слепого, поскольку хотел поскорее с ним разделаться и поехать домой — поужинать, шлепнуть жену по упругому заду, раскрутить ставшего предупредительным до услужливости тестя на бутылочку коньяка и потратить полчасика перед сном на его дальнейшую психологическую обработку.
Глеб Сиверов осторожно, стараясь не производить ни малейшего шума, спускался по крутому откосу туда, где на светлом фоне песка отчетливо выделялась фигура притаившегося в засаде Полынина. Майор поджидал добычу в классической позе для стрельбы лежа: прямые ноги широко расставлены, локти прочно упираются в песок, — и едва заметно двигал плечами, сопровождая стволом винтовки движущуюся по дну карьера мишень. Для точного выстрела из пугача, который в данный момент сжимал в ладони Слепой, дистанция все еще оставалась чересчур большой. Внизу беззвучно вспыхнули прямоугольные фары стоящего около разверстой могилы джипа. Приближавшаяся к нему машина появилась в карьере слишком рано и двигалась слишком быстро — видимо, сидевший за рулем Бизон чересчур буквально понял слова Глеба о кастрюле с болтами, которую нечего жалеть.
Этот буквализм мог в ближайшие секунды выйти боком им обоим. Глеб заторопился и немедленно был за это наказан: травянистый уступ, с виду казавшийся таким же прочным, как ступенька железобетонной лестницы в подъезде многоэтажного жилого дома, с негромким треском рвущихся корней вывернулся из-под ноги, покатился, подпрыгивая и увлекая за собой миниатюрную песчаную лавину, по крутому склону и остановился, с абсолютно ненужной точностью толкнувшись в подошву майорского ботинка.
Демонстрируя завидную быстроту реакции и сообразительность, Полынин живо перевернулся на спину и, поскольку в отличие от Слепого не умел видеть в темноте, вскинул винтовку, чтобы осмотреть склон в ночной прицел. Глеб тоже вскинул оружие и выстрелил; заметивший и верно истолковавший его красноречивый жест майор оттолкнулся от песка локтем и резко подался всем корпусом влево. Из-за этого движения его ответный выстрел поразил лишь ни в чем не повинный песчаный обрыв, но оно же его и спасло: выпущенный Глебом из специального пистолета дротик с транквилизатором, способный остановить на бегу и свалить с копыт разъяренного быка, с тупым шелестящим стуком вонзился в песок, уйдя в него на три четверти своей длины.
Дротиков у Глеба оставалось еще целых шесть штук, а вот времени на то, чтобы переломить ствол, вложить в него новый метательный снаряд, поставить ствол на место, взвести курок и прицелиться, уже не осталось. Полынину, в отличие от него, возиться с перезарядкой было не нужно, и, мгновенно оценив неожиданно ставшую критической ситуацию, Глеб сильно оттолкнулся ногой от зыбкой песчаной опоры и атакующей рысью прыгнул навстречу выстрелу.
Оснащенная длинным заводским глушителем винтовка с негромким хлопком плюнула в него смертью — плюнула торопливо, впопыхах и потому неточно, о чем возвестил тугой горячий ветерок, шевельнувший волосы над левым виском.
Преодолеть разделявшее их с Полыниным расстояние одним прыжком вряд ли смогла бы даже вышеупомянутая рысь; приземлившись в рыхлый песок, Глеб снова прыгнул, длинным кувырком через голову сократив дистанцию, и, мгновенно очутившись на ногах, бросился на майора. Успевший подняться на одно колено Полынин почти в упор выстрелил в него от бедра, правый бок обожгло болью, а в следующее мгновение всем своим весом, в полном соответствии с законами физики помноженным на ускорение свободного падения, Глеб налетел на него и опрокинул, успев по ходу дела приласкать по черепу рукояткой пистолета.
Бил он, увы, не безответный манекен в спортивном зале: верткий майор опять уклонился, и удар, хоть и достиг цели, пришелся вскользь. Ставшая бесполезной винтовка полетела в сторону; пистолет последовал за ней, и противники, сцепившись, покатились по песку. Майор был молод, силен, проворен и, судя по оказанному Глебу радушному приему, прошел очень неплохую подготовку в учебно-тренировочных лагерях и спортивных залах. Но опыт взял свое, и уже через несколько секунд Полынин, болезненно хрипя, сложился пополам, держась одной рукой за солнечное сплетение, а другой за едва не размозженную гортань.
