– Жить буду? – спросил я.
– Если со мной управишься! – Самоед вдруг скинул куртку, пружинисто перенес вес с одной ноги на другую.
Он разминался перед боем. Ему было все равно, принял я вызов или нет. Самоед как будто уже считал, что участь моя решена. Позавчера я видел, с какой легкостью он порвал Медяка. Хотя вряд ли этот парень рассчитывал на легкую прогулку. Взгляд у него жесткий, сосредоточенный. Он готовился к серьезной драке. Что ж, тогда и мне придется биться не на жизнь, а на смерть.
Медяка я взял на контратаке. Возможно, именно на такую тактику с моей стороны рассчитывал и Самоед. Поэтому я атаковал первым.
Плох тот боец, который не умеет защищаться. Для спортивного спарринга, может, так оно и есть, но в реальном бою не выстоит тот, кто не готов побеждать. Здесь совсем не важно, сколько раз тебя съездят по физиономии. В такой схватке главное – уйти от нокаута и нанести решающий удар. Пропущенные тычки и оплеухи не в счет. Надо крепко держаться на ногах и бить, бить!..
Я работал неистово, иногда пропускал встречные удары, но гораздо чаще взламывал оборону противника. Самоед явно не ожидал от меня такого натиска. Он дрогнул, попятился назад и тут же пропустил размашистый удар сверху вниз. Мой кулак с дикой силой врезался ему в переносицу. Самоед просел в коленях. Он терял сознание, но при этом пытался сохранить равновесие. Кто-то из качков поймал его, схватив под мышки.
В полную отключку Самоед так и не ушел, но в себя приходил тяжело и долго. Медяк очухался скорее. Он смотрел на меня растерянно и подавленно. Я не смог разглядеть в нем никакого желания взять реванш.
– Ты откуда такой взялся? – спросила Марго.
– К бабушке приехал.
– Ну, приехал и приехал! К нам чего лезешь?
– Я лезу?..
Марго прикусила язык, вспомнив, кто начал первым.
– Можешь идти, – махнув рукой на выход, сказал Самоед.
Взгляд у него был затуманенный, язык заплетался. Ему бы сейчас на свежий воздух. Но я не собирался давать советы, кивнул и повернулся к нему спиной.
– Бабуле скажи, чтобы нас не доставала, – осторожно проговорил мне вслед Медяк.
Я сделал вид, что не услышал его.
Марго бы я услышал, но она молчала. Девушка не пошла за мной, а ведь я на это надеялся.
На барахолку я не пошел, не захотел светить фингалом, который надувался над глазом. Победа любой ценой не прошла для меня даром, но я об этом не жалел. Фингал пройдет, а честь останется. Я хоть и уголовник, но ею дорожу.
Глава 3
Девочка должна уважать себя и свое будущее, стремиться к хорошему образованию, готовиться к удачному замужеству и мечтать о здоровом ребенке. И мама так говорит, и бабушка, и отец поддакивает. А как быть, если мне хочется жить настоящим, а учиться нет желания?
Курить нельзя, потому что это может навредить моему будущему ребенку! А если я жить не могу без сигареты? Да и выпить не дура! Кто сказал, что я хочу быть матерью? Грехов на мне много, поэтому на непорочное зачатие не надеюсь, а под мужика я и под расстрелом не лягу.
Многие девчонки в мои семнадцать боятся секса, но мечтают о нем, а мне такое удовольствие и даром не нужно. Это дело получить проще простого, только пальцем помани, желающие в очередь выстроятся.
Длинный хвост желающих попользоваться моим телом вытянулся уже давно. Причем эти охотники не стоят, а движутся по кругу. Если послушать местных сплетниц, так я с кем только не спала! Мать на меня орет, визжит, шлюхой называет, отец все выпороть грозится. А по своей натуре я еще та пофигистка. С меня как с гуся вода. Ну, шлюха и шлюха!..
Я не такая и жду трамвая, но кто в это поверит? Да, я сызмальства таскаюсь с пацанами. Самоед, Медяк, Буян, Грыжа, Федюк, Лузган, Жульен – это моя семья. Гулящая Белоснежка и семь гномов с большими яйцами. Так все и думают, а мне по фигу. Это не я испорченная, а те, кто так считает, судит меня по себе. Как будто девчонку ничего кроме траха и волновать не может! Плевать я хотела на трепачей, но если кто-то мне в глаза это озвучит, тому я голосилку вырву. Я ведь и пасть порвать могу, и моргала выколоть, за мной не заржавеет. Да, я такая, и если что не так, могу бросить под трамвай!
Мне нравится тусоваться с пацанами, смотреть, как они таскают железо, молотят груши. От запаха их потных тел меня не тошнит, хотя мысль о сексе с ними приводит в тихий ужас. Я с удовольствием курю, пью вино, слушаю сальные шутки. Иногда они хватают меня за ляжку. Я даже жду таких вольностей, ведь каждая из них позволяет мне влепить звонкую пощечину обидчику. А рука у меня тяжелая, бью я от души. Поэтому озабоченные перевелись, если не считать Медяка.
Я и пощечины ему отвешивала, и кулаком в нос била, а этому поганцу хоть бы хны. То за задницу меня схватит, то за грудь. Я ему в морду, а он только улыбается, мазохист хренов.
Он и позавчера огреб за такие дела, да и не только от меня. Самоед наехал на него. Хватит, мол, лезть к девчонке. Медяк психанул, послал его подальше, хотя из подвала ломанулся сам. Самоед нагнал его и вломил на полную. Вчера Медяк весь день где-то пропадал, а сегодня пришел как ни в чем не бывало. Самоед ему даже слова не сказал, еще и подписался за него, пошел против Славы. На свою голову!.. Она у него теперь болит, и перед глазами наверняка до сих пор все двоится.
– Бабушкин сыночек, блин! – заявил Самоед, угрюмо глядя вслед своему обидчику. – Я думал, он меня убьет.
Я и сама так почему-то подумала, глядя, с какой силой Слава обрушился на него. С Медяком он как будто игрался, уходил от ударов, а потом как вертанет с ноги!.. Картинно это у него получилось, прямо как у Ван Дамма в кино. А на Самоеда он набросился как деревенский Ванька. Никакой техники, кулаками как топорами махал, казалось, насмерть собирался его зарубить. Я, честно говоря, до сих пор в трансе.
Непростой он парень, этот Слава. Правильные черты породистого лица, интеллигентная наружность с признаками мягкотелости, но взгляд у него при этом жесткий, заматерелый. Улыбка вроде бы добрая, но за ней волчья суть. Я наезжала на него, оскорбляла, а он смотрел на меня пристально, поджав губы. Мне казалось, что его взгляд вот-вот нальется кровью. Этого не случилось, но мне все равно стало не по себе.
Когда он показал клыки, загрыз Самоеда, меня даже тряхнуло изнутри от страха. Правда, это не помешало мне наехать на него. Я ведь не боялась, когда раскрывала на него рот. Я действительно нравилась ему. Он не посмел бы поднять на меня руку, даже словом не оскорбил, как иной раз делал тот же Медяк.
Он ушел, а у меня перед глазами осталась его добродушная улыбка человека, уверенного в себе. Слава не побоялся прийти в подвал, где мог остаться навсегда, с легкостью признался мне в своих чувствах. Вроде бы и в шутливом тоне со мной говорил, но меня же не обманешь. Я видела, как он смотрел на меня, и все понимала. Нравлюсь я ему, но что теперь с этим делать? Парень, конечно, видный, но мне вовсе не хочется крутить с ним роман. Да и чужой он, а я и со своими-то не желаю.
