Алихан, чудом избежавший окропления, позволил себе по отбытии лохматого физкультурника в дом глухое проклятие.
В десять часов утра, волоча баулы с подводным оборудованием, виллу покинули мореходы. Ни малейшего оживления на их лицах Алихан не заметил.
По всему чувствовалось, что люди отправлялись на тяжкую, но необходимую работу.
Это подтверждало его вчерашние неясные подозрения, и, поджав губы, он задумчиво кивнул, как бы соглашаясь с незримым собеседником, своим вторым «я» - холодным, подвергающим все и вся сомнению аналитиком.
За забором послышался шум отъезжающего «Мерседеса».
Вновь вышедшая на крыльцо карга выкрикнула в глубь дома, обращаясь, видимо, к физкультурнику:
– Что там у этих бандитов на втором этаже? Они вчера купили какие-то тюфяки… ты видел?
– Они врезали свой замок, мама! - прозвучал горестный ответ.
– Проходимцы! - высказалась карга с чувством и смачно плюнула на газон. Затем, покачав сокрушенно головой, обмотанной несвежим вафельным полотенцем, продолжила: - Пора будить детей, Наум!
– Пусть еще поспят!
– Вот-вот, пусть… - шепнул Алихан, пробираясь к лестнице. Замок оказался простым, не понадобилось и отмычек: язычок легко отодвинулся вовнутрь под нажимом вставленной в щель пластиковой карточки.
Три небольших комнаты, составлявшие второй этаж, использовались как наспех оборудованные спальни, заставленные матрацами.
На маленькой кухне присутствовала лишь утварь туристическо-походного образца.
Все это, включая диалог старухи с лохматым ее родственником, вероятно, сыном, было немаловажной информацией, хотя главные вопросы, интересовавшие Алихана, оставались безответными.
Осторожно ступая по деревянному скрипучему полу босиком, он установил два «жучка»; затем произвел поверхностный обыск помещения, обнаружив в духовке газовой плиты тротиловые шашки с детонаторами, а под журнальным столиком - прикрепленный липкой лентой к внутренней стороне столешницы искренне им уважаемый за уникальные боевые качества «глок-17».
– В каждой избушке свои игрушки, - заметил шепотом и, спустившись по лестнице, снова нырнул в цепкий густой кустарник.
Вернувшись в отель, позавтракал и отправился в сторону пирса. Черный «Мерседес» стоял на прежнем месте. Катера в заливчике не было.
Морячки вернулись на побережье опять-таки с началом сумерек.
Устроившись возле виллы с радиостанцией, Алихан настроил прибор и, потягивая через соломинку холодный чай из стакана с плотно обжимающей края крышкой, начал «слушать объект» - мероприятие, составляющее основу основ оперативной деятельности всех спецслужб.
В полночь свет в вилле погас, разговоры затихли, но Алихан не торопился никуда уезжать.
Он был всерьез обескуражен и пусто, бездумно смотрел перед собой в темноту заснувшей улицы.
Эти ребята действительно занимались делом! И мешать им в таком занятии определенно не стоило. Как не стоило затевать какие-либо контакты с Одинцовым.
Как понимал Алихан, «заказ» Москвы на полковника ему, возможно, придется выполнить. Но, во-первых, позже, а во-вторых - исходя вовсе не из соображений дисциплинированного подчиненного, слепо подчиняющегося приказу…
Впрочем, он всегда старался сыграть собственную игру, будучи в составе любой команды.
ОДИНЦОВ
Прошлая жизнь казалась ему дурным затянувшимся сном, из чьей вязкой трясины он с трудом выбрался в реальность. В реальность, где все было настоящее: солнце, воздух, небо. То, в чем изначально нуждался человек. Солнце же из того сна позволяло лишь различать предметы без помощи электричества, воздух был тяжел и безвкусен, а неба и вовсе не помнилось - так, серенькая или же чернильная завесь над головой…
И не без горькой усмешки он задумывался над тем, что обозначалось мистиками как реинкарнация, сравнивая себя нынешнего с неохотно вспоминаемым недавним «я».
Тот, прежний человек был ему попросту неинтересен. Тот был замкнут в круге скучнейших обязанностей, гнусных интриг якобы государственной значимости, стремления выжить, найдя себе местечко в тепленьком навозе привилегий, а он, Сергей Одинцов дня настоящего, вдруг осознал неожиданную, но и естественную истину: есть неглупый, здоровый мужик - не молодой, но и не старый, счастливо избегнувший увечий, когда пробуксовавшее колесо российской истории выбросило его в простор мира, в иное бытие, которое, не страшась, надлежало начать с чистого листа.
Поутру они уходили в океан. Прежде Одинцов был знаком с ним, как курортный купальщик, даже не подозревая, какую слепую безбрежную мощь таит в себе открытое пространство дикой глубокой воды, равнодушно готовой поглотить чуждых ей человечков с их моторизованными скорлупками и водолазными приспособлениями.
Море не нуждалось в людях. Они были инородны ему. И человеческая любовь и восторг перед синими просторами извечно, как уяснял Одинцов, оставались неразделенными.
Про себя он восхищался стариком, спокойно и уверенно обходившимся с этой неукротимой стихией, некогда едва не погубившей его. Старик, успешно выдержавший атаку времени, несгибаемый, полный оптимизма и внутренней силы, знал повадки океана, как дрессировщик - натуру хищников. И когда у Одинцова, неизменно терявшего направление к берегу в бескрайности водной шири, захватывало дух от осознания всей жути простиравшейся под днищем суденышка бездны, он невольно переводил взгляд на бывалого моряка, равнодушно цедившего указания команде.
Остальная троица, усвоившая в свое время мореходные навыки, также не паниковала перед жестоким водным миром и противодействовала качке и ветрам на удивление слаженно.
Необходимую отмель удалось найти лишь на пятый день упорных поисков.
Когда капроновый трос с грузилом, заменявший эхолот, в очередной раз канув в глубину, внезапно остановил свое скольжение на колесике блока, и бурунчик волны взвихрился на бирке с отметкой «50 м», старик, удовлетворенно крякнув, произнес:
– Вроде она… На самый край вышли, давай лево руля…
– Может, нырнем? - спросил Одинцов.
– Куда? - удивился старик.
– Как куда?
Команда зашлась в хохоте. Старик, цыкнув на развеселившуюся молодежь, пояснил:
– Успеешь. Банку очертить надо. Границы нащупать. Иначе - проныряешься. Пока туда, пока сюда… Весь керосин на компрессор ухайдокаешь. Акваланг не жабры. Боезапас. Все понял? Или… понравилось?
Да, понравилось! Это был незабываемый миг, когда, впервые очутившись в солнечном пространстве воды, он воспарил в нем, обтекаемый роем пестрых рыбок, с каким-то изумлением соображая, что подобен им, что может дышать, наслаждаясь своим послушным невесомым телом, которому доступны любые невероятные кульбиты.
Это был миг блаженства и восторга. Быстренько, впрочем, прошедший. У размытой подводной скалы, гнилым зубом выпирающей из песка, он увидел акул, дерущихся за добычу: разодранную в ветхие клочья рыбину. Две серебристые сабли, мельтешащие в поединке, быстротой и точностью своих агрессивных движений заставили его содрогнуться от невольного, первобытного страха. Ощущение полета и легкости движений тут же ушло, смененное объективным осознанием своей неповоротливой беспомощности перед хищными стремительными тварями, и он, вспотев в скованно обтянувшей тело резине гидрокостюма, поспешил, заполошно и неуклюже дергаясь всем туловищем, наверх, где колыхалось темным пятном спасительное днище катера.
