Пьяненькая Джоди уехала на такси. Я помогла ей сесть в машину, заплатила водителю и вернулась, пройдя через огромный прямоугольный дверной проем, украшенный китайскими фонариками и неоновой цифрой восемь.
Во дворике догорало несколько свечей на старомодных железных столиках, которые мы принесли из заброшенного отеля. Обстановка бара нам практически ничего не стоила. Я знала, как сильно мы ограничены в средствах, но вместе у нас получилось.
Янош в белой рубашке, черном жилете и черных брюках бродил по брусчатке, подбирая мусор. Я стояла в темном углу, позволив ему думать, что я все еще снаружи, и беспрепятственно наблюдала за ним.
Он нервничал, сильнее, чем когда-либо. Вообще-то не помню, чтобы я прежде видела, как он нервничает. Казалось, он всегда на гребне волны самоуверенности.
Но, одеваясь перед большим обедом, он теребил манжеты и вытирал брови все менее свежим платком.
– Ты боишься неудачи? – спросила я.
– Нет, я боюсь успеха, – ответил он. – Я не умею добиваться успеха.
– Умеешь. Со мной у тебя получилось.
Он глубоко вздохнул, провел по кончикам своих усов и улыбнулся.
– Да, но с тобой просто.
– Ах ты наглый подонок!
Я хотела дать ему шуточную пощечину, но он поймал мою ладонь.
– Что? Разве я сказал что-то плохое? Я всего лишь говорю, что жить с тобой просто, потому что ты такая прекрасная!
– Хмм, думаю, мы можем списать это на трудности перевода. Но, на будущее, никогда не называй англоговорящую девушку простой.
– Почему? Что это значит? – он подтянул меня к себе, задавая свой вопрос прямо мне в ухо.
– Это значит, что ее просто затащить в постель.
– Но ведь это правда. Мы были в одной постели до того, как впервые заговорили.
– Боже, ты меня тогда до смерти напугал, – я поддержала его тихий смех, и мы обнялись.
– Так я добиваюсь женщину – сначала я ее пугаю, – сказал он. – Это работает.
– Ты меня больше не пугаешь.
– А, нет? – он неожиданно громко зарычал мне прямо в ухо, и я постаралась отскочить, но оказалась в ловушке его объятий; сильный шлепок по попе наполнил меня воодушевляющим трепетом. – Ты в этом уверена?
Он взял меня на руки и отнес в спальню – измененную версию того мрачного красного и темно-коричневого места, теперь она была светлее. Когда он повалил меня на кровать, я попыталась оттолкнуть его ногами, чтобы сесть, но он был слишком силен для меня и без труда поймал.
– Ты этого не хочешь? – выпытывал он, прижимаясь ко мне грудью и тазом.
Его усы щекотали мои губы, и я дула на них, стараясь освободиться, но безуспешно.
– Я всегда этого хочу, – призналась я, и это было правдой.
После того как я позволила себе обладать им, словно открылся сексуальный шлюз. Чем больше мы трахались, тем больше я хотела. Я не могла им насытиться: чувством его, его размером, его теплом, его силой и запахом. Порой я пугала себя размышлениями о том, что бы я делала, если б не могла иметь его. Как бы с этим справлялась моя вагина?
По крайней мере, это было бы в моей жизни, хоть и недолго, я бы познала страсть.
Страсть была такой… такой, как его пальцы вокруг моих запястий, его горячие губы на моих… страсть в том, как наши тела тянулись друг к другу, как цветы к солнцу.
Через смесь поцелуев, неловкости, раздевания мы шли к тому, чего от нас требовали наши тела. Наша новая отглаженная одежда мялась и комкалась на этом пути, и я потеряла замочек от сапога. Наши тела сплетались, мои часы зацепились за пуговицу его жилета, потом на секунду у меня свело левую ногу, но мы прошли через все эти вражеские препятствия, учиненные одеждой, и его член нашел мое влажное, всегда готовое принять его влагалище. И вот они снова, наши самые счастливые моменты, внутри, сбоку и всюду…
– Когда мы пойдем в бар, – он тяжело дышал, потому что держал хороший ритм, – мы будем выглядеть так, как будто только что занимались сексом. Я думаю, такой вид лучше для нас. Лучше для бара. Не чистый и опрятный.
– Ты прав, – отвечала я, тоже слегка задыхаясь. – Более горячий, цепляющий имидж. Возможно, нам следует всегда заниматься сексом, прежде чем идти. Каждую ночь.
– О да, внесем это в бизнес-план.
Я улыбалась, думая над его словами, ведь я помню, как он собирал мусор после открытия. Это и правда была бизнес-практика, за которой мне следовало идти. Или под которой.
Я все еще краснела, воскрешая в памяти глубокий неудержимый оргазм, который я испытала за несколько минут до того, как прийти в бар, когда меня заметил Янош.
– Ты за мной следишь?
Он отошел к бару и вернулся с бутылкой шампанского и двумя бокалами.
– Думаю, мы это заслужили.
Там, где находился бар, мы сделали это впервые, на ветхом подоконнике. Я не могла смотреть в ту сторону, не вспоминая об этом.
Он поднял бокал, я последовала за ним, вспоминая, что в Венгрии не принято чокаться.
– Egészségedre
[1]
! – Мой венгерский стал неплох. – Быстро выучиваешь язык, когда приходится иметь дело с местными банками.
Он присоединился к моему тосту.
– Если бы год назад ты сказал мне, что я буду отмечать открытие своего бара в Будапеште с моим бойфрендом-венгром… – Я замолчала, улыбаясь, глядя на пузырьки в бокале.
– Что? Ты бы испугалась?
– Возможно. Но это было бы глупо. Приехать сюда было лучшим решением в моей жизни. Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты был тогда таким настойчивым паразитом. Ты, безусловно, раньше меня узнал, чего я хочу.
– Лучшее от паразита. Да, я такой.
Лучший паразит во всем Будапеште.
Шарлотта Штейн
Скованность
Глава 1
Как только он произнес эти слова, я захотела… чтобы он взял их обратно. Я бы предпочла, чтобы вместо этого он сказал что-то радостное, типа: «Хэй, мы отлично проведем время в отпуске, ура!» То есть, само собой разумеется, что мы отлично проведем время в отпуске. Три недели в хижине у озера в окружении одних только деревьев мы будем наслаждаться прекрасной погодой и едой, приготовленной на костре.
Как в раю.
Или по крайней мере звучит, как рай, пока он не добавляет одну пикантную деталь:
– Я позвал Арти.
И теперь это уже звучит так, что я хочу ударить его по тупой физиономии. Он даже не постарался произнести это невинно, словно в этом нет ничего особенного. Нет, в его интонации слышалось: «Мне все прекрасно известно, мы дружим уже пять лет». Этот его тон, означающий: «Я знаю, тебе это совсем не понравится», – и видит Бог, он прав.
